И он лису убивает. Возвращается на свой участок— все травы засохли, все

цветы вымерли, все звери разбежались…

И вот это мы должны помнить: мы призваны создать мир и охватить его шире и

шире любовью, но не такой, которая делает нас рабами искусственного рая, а

любовью, которая может простираться все дальше, оставляя свободу тем, которые

не хотят войти в наш рай. Это относится к нашей церковности, это

относится к нашим семьям, к нашим дружбам, к нашим общественным устремлениям.

Это ставит перед каждым из нас вопрос о том, как, каким образом он связан с

теми, кто его окружает, и с жизнью. Опять-таки, всех охватить любовью мы не

можем, но тех немногих, кого мы любим, мы должны любить иной любовью, чем

любовь искусственного рая порабощенных существ.

***

Продолжая нашу беседу с того места, где мы оставили притчу, надо задать себе

вопрос, который апостолы поставили Спасителю после одной из Его бесед: кто же

тогда может спастись? (Мк10:26). Званые исключили себя из сообщества

Христова, Божия, прильнули к земле, отказались от того, чтобы земля и небо

соединились в одно. Кто же может спастись?

Если присоединить к этой притче окончание подобной ей у другого евангелиста,

картина следующая. Пир готов. Званые отказались прийти, а хозяин, у которого

сердце полно любви, открыто, который хочет, чтобы пир этот был пиром всея

земли, посылает своих слуг по улицам и задворкам города, села звать нищих,

хромых, убогих, чтобы пир наполнился радостью. Не его радостью, но радостью

всех тех, которые неожиданно для себя окажутся там (Мф22:2—14).

И вот встает вопрос: с чем эти нищие, хромые, слепые, увечные собраны и идут

по дороге к царским палатам? Какие у них мысли? У нищих ничего ведь нет, что

они могли бы принести хозяину дома: не могут принести ни цветка, ни подарка, не

могут принести успеха в жизни, не могут принести добродетели— ничего не

могут принести. Идут хромые, которые никогда в жизни не умели ходить твердой