Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

стороны— с мыслью: покажись они только в дверях дворца или зажиточного

дома— их прогонят! Вся жизнь их этому научила, они знают, что таких, как

они, гонят со двора,— чего же им ожидать? Заслуг нет, оправдания нет,

ничего нет. Значит, единственная надежда— на милосердие, на то, что их

пожалеют и ради жалости пустят. Но— жалей, не жалей— как можно их

пустить? Ведь они все осквернят в этом доме!

И вот они подходят к вратам; что дальше? В другом евангельском отрывке

притча продолжается рассказом о том, как все уселись у стола, вошел хозяин,

окинул взором собравшихся и вдруг обнаружил, что один из пришедших не одет, как

сказано, в брачную одежду, пришел на пир в своих лохмотьях. И хозяин

разгневался и велел его прогнать (Мф22:11—13).

И тут другой вопрос: как же так, как это может быть? Кто из этих нищих,

хромых, убогих, слепых мог прийти на пир иначе как в лохмотьях? Что случилось с

ними— или с этим человеком? Каким образом они-то оказались облеченными в

чистую, праздничную одежду, а он один в такое позорное рубище? Объясняется это

той обстановкой, тем временем и местом, где Христос говорил Свои притчи. На

Востоке, когда странники шли пешком, днями и днями, они приходили изнуренные,

запыленные, в ободранной одежде в какое-нибудь местечко и искали себе приюта. И

восточное гостеприимство было щедрым несмотря порой на большую бедность:

странников принимали с благоговением, омывали их ноги, омывали их тело, давали

чистую одежду— не для того, чтобы они не осквернили дом, а для того,

чтобы они отдохнули телом, душой, чтобы они ожили к новой, иной жизни.

Верно, так и случилось с теми, кого слуги хозяина привели к его вратам: их

приняли другие слуги— ангелы Божии, омыли их, одели, с честью, жалостью,

лаской ввели туда, где был приготовлен пир. И все с радостью, с благодарностью,

с трепетным сердцем, в изумлении принимали эти заботы, эту неожиданную,

незаслуженную ласку. А один, видно, кого тоже хотели омыть, одеть, отмахнулся

от этой ласки и заботы и ответил: мне сказали, что здесь кормят, я есть хочу!