Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

нам передает. В этом смысле Он одновременно источник и цель. Это важно, потому

что мы привыкли думать об Отце только как об источнике, говорим ли мы о

физическом, о духовном отце или о Боге Отце. Эсхатологически говоря, Он есть Альфа

и Омега, начало и завершение (напр., Откр1:8). В этом смысле Бог—

это то, чем мы потенциально являемся, но чем мы, однако, только еще должны

стать. Во Христе актуализованы, осуществлены бытие Отца и Его собственное

бытие.

Все люди призваны к тому, чтобы быть такими, как Христос, то есть

соединенными с Богом так, чтобы Он действительно, а не только аллегорически

стал нашим Отцом. Святой Ириней Лионский пишет: если мы действительно являемся

телом Христовым, то придет время в завершении времен, когда мы в Единородном

Сыне станем единородным сыном. В нашем единстве из общества отдельных

человеческих личностей мы станем единой человеческой личностью, человеком. В

другом месте он говорит, что Божии слава и прославление— человек,

выросший в полную свою меру.

В этом смысле мы можем видеть связь между Отцом, Богом, и нами, но ее можно

понять только в том случае, если мы знаем, что никто не знает Отца, кроме

Сына. Христос— единственный и совершенный Сын Своего Отца, и у

Него— такой Отец, Который— единственный— с нашей точки

зрения, не составляет «проблемы».

Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что

Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам; ей, Отче! ибо таково

было Твое благоволение. Все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына,

кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть

(Мф11:25—27).

Но это— Откровение не только в слове или в действии, но и в бытии. Мы

можем познать Отца и отношение между Отцом и Сыном только во Христе и через

Христа, если сами станем живой частью Тела Христова. Во Христе мы открываем

Отца, так как Он, Христос,— наш Брат и даже больше чем Брат, ибо Он стал

с нами одним. Благодаря этому мы и вступаем в отношения с Отцом.

Сейчас это означает для нас еще и надежду, наше эсхатологическое ожидание

исполнения времен. Но фактически мы действуем и думаем в трагической ситуации,

в которой мысли и понятия основываются на образах, возникающих в эмпирическом

опыте человека. В этих пределах мы можем что-то понимать об Отце посредством

нашего человеческого знания: в нем и через него мы можем что-то предугадать,