Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
Отца, так как Он, Христос,— наш Брат и даже больше чем Брат, ибо Он стал
с нами одним. Благодаря этому мы и вступаем в отношения с Отцом.
Сейчас это означает для нас еще и надежду, наше эсхатологическое ожидание
исполнения времен. Но фактически мы действуем и думаем в трагической ситуации,
в которой мысли и понятия основываются на образах, возникающих в эмпирическом
опыте человека. В этих пределах мы можем что-то понимать об Отце посредством
нашего человеческого знания: в нем и через него мы можем что-то предугадать,
однако полностью постичь это мы еще не в силах, так как время для нас еще не
пришло.
В нашем сегодняшнем мире речь об отце идет с двух точек зрения: во-первых, в
связи с безотцовщиной в семьях, где отцов или уже нет, или никогда не было.
Там, где такая ситуация образовалась из-за войны, она— часть мировой
трагедии. Но гораздо трагичнее, если отец побыл недолго, только чтобы стать
отцом, но не остался, чтобы отцом быть. В мире много детей, у которых
нет отца в том смысле, что у них нет отношений с отцом, а есть отец только в
том смысле, что кто-то стал причиной их существования. Но отец не остался
присутствовать в их жизни, потому что в настоящее время отцы не берут на себя
ответственности или даже ее вовсе не чувствуют.
Во-вторых, проблема отца возникает в напряженности между властью (potestas)
и авторитетом (auctoritas). Potestas означает, что некто обладает властью,
auctoritas— что его слово и само его существо обладает силой убеждения, а
это не одно и то же.
Особенность нашей современной молодежной проблемы состоит не в том, что наша
молодежь— иная в сравнении с молодежью прошлого, но в том, что многих в
молодежной среде больше не интересует старшее поколение. И это нельзя считать
исключительно виной младшего или старшего поколения. Вся система, в которой мы
живем, стала другой, нежели была в прошлом. Было время, когда дети, молодое
поколение, жили вместе со старшими. Все можно было узнать о жизни из опыта