Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
речи они передают нам что-то о Боге. Но тут приходится принять во внимание
очень важную вещь. Когда мы говорим, что Священное Писание— это слово
Божие, это не значит, что каждое слово, написанное в Ветхом или Новом Завете,
является словом, которое Бог так произнес. Потому что мы знаем, что в течение
всей истории Ветхого Завета еврейский язык менялся и поэтому разные святые
Ветхого Завета говорили о Боге на своем родном еврейском языке, но с изменением
языка из столетия в столетие новые оттенки прибавлялись, прежние оттенки, как
высохшие листья, отпадали. А уж что сказать о том, что с еврейского языка при
всех его изменениях в течение столетий Ветхий Завет был переведен на греческий
язык и оттуда на сотни языков, на которых люди говорят! И в каждом языке есть
особенности, которые нельзя передать простым словом.
Кроме того, когда читаешь, особенно Ветхий Завет, но и Новый, приходится
принимать во внимание то, что мы не привыкли к той культуре, в которой эти
события происходили. Первое замечание: отец Сергий Булгаков писал, что начало
книги Бытия до изгнания человека из рая— это рассказ на языке падшего
мира о том, что было до падения262.
Языка для передачи этого у нас нет. И все то, что говорится в этих первых трех
главах (Быт1—3),— это язык падшего мира, старающийся передать
события, о которых опытно никто уже не знал. Поэтому отец Сергий начало книги
Бытия называл не историей человечества, а метаисторией, то есть сверхисторией,
за краем истории. Это история в том смысле, что все это происходило, но мы не
знаем, что такое это, и у нас нет языка, чтобы передать эти события
на том языке, на котором они должны были быть выражены, если бы не было
падения.
И дальше: культура еврейского народа изменялась, изменялись образы и
картины. Мы часто читаем Писание, не особенно волнуясь о том, что то или другое
место нам кажется странным, непонятным. Я помню, как группе детей рассказывали
о Самсоне и Далиде, о том, как вся сила Самсона заключалась в его длинных,