Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

молитв святых. Имеет ли это смысл? Конечно, имеет, но тут надо подойти к

вопросу с рассуждением.

Молитвы святых, каждого святого в отдельности, выражают их личный опыт о

Боге, личный опыт о себе самих и о своих нуждах и личный опыт о мире, в котором

они живут, в этих молитвах они стараются выразить свою веру. Но святые—

не одиночки, святые составляют живую, неотъемлемую часть Православной Церкви. И

их молитвы, как бы они ни были личны, как бы они ни выражали их собственный

опыт в данную минуту или в течение целой жизни, укоренены в опыте и молитве

всей Церкви. Каждый святой выражает опыт Церкви в той мере, в какой он этому

опыту приобщен, но не только. Речь идет не о том, насколько данный человек

углублен в жизнь и опыт Церкви, а о том, что каждый человек— единственный

и неповторимый, и Бога каждый человек знает неповторимым образом, и выражает он

свой опыт о Боге тоже единственным образом.

Это нам не всегда ясно, потому что мы читаем на славянском языке, который

для очень многих из нас уже не свой, не естественный язык, молитвы,

составленные в течение веков очень большим количеством святых, говоривших на

самых разных языках: на арамейском, на древнееврейском, если речь идет о

псалмах, например, на греческом языке разных периодов и на всех языках, которым

святые принадлежали. И тут есть некоторое затруднение в том, что слова, которые

на собственном языке звучат естественно, в переводе могут в значительной мере

потерять остроту, вкус. Этим объясняется то, что некоторые молитвы (особенно

для людей, мало знающих славянский язык) не имеют того живительного действия,

которого мы от них ожидаем. И приходится задумываться над тем, как мы к этим

молитвам— частным (утреннее, вечернее правило) и общим, богослужебным,—

относимся. Все эти молитвы в какой-то момент вырвались из человеческой души,

как кровь льет из раны. Если вы с вниманием прочтете Псалтирь, вы увидите, что

есть псалмы, которые звучат как крик, вопль отчаяния, или как крик недоумения,

или как зов, полный надежды, или, наоборот, как момент отчаяния и