Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

рабский страх, когда человек боится Бога, потому что знает, что Бог над ним

имеет полную власть, есть страх наемника, который старается угодить своему

хозяину, для того чтобы заслужить награду и не получить наказание. И наконец,

есть сыновний страх тех, которые Бога любят пусть не совершенной любовью, но

доступной им любовью и стараются ничем Его не огорчить. Не потому, что они

хотят от Него подачки, не потому, что боятся наказания, а потому, что стремятся

в ответ на Его любовь дать Ему хоть капельку радости: да, я это признаю, и я

Тебя сколько-то, сколько могу, сколько умею, люблю.

А дальше мы говорим: «Боже наш». Что значит «Бог»? Мы об этом уже говорили.

Он для нас непостижим, Он бесконечно велик, Он— тайна, и вместе с этим по

Своей свободной воле Он нас приобщает к Своей жизни. В каком-то смысле можно

сказать, что Он является Жизнью нашей на такой глубине, до какой мы не можем

дойти сознанием и опытом. Святой Исаак Сирин в одном писании говорит, что Бог

бесконечно ближе нашей душе, чем наша душа нам самим. Он в глубинах наших. Но

когда я называю Его Богом, переживаю ли я это, желаю ли я этого, сознаю ли я

это, или слово «Бог» является как бы «предметной кличкой»: это то Существо,

Которое так называется? Очень важно нам понимать те слова, которые мы

произносим в молитвах, потому что они нам открывают нечто очень драгоценное о

тех святых, которые их употребили. И дальше в той же молитве (я сейчас на ней

останавливаюсь просто ради примера): «Господи Боже наш, еже согреших во дни

сем…» И сразу приходит мысль: да, Господи, мы все грешны, и я грешен, я,

конечно, не прожил день так, как следовало бы провести, но Ты меня прости: Ты

добр! Но не в этом дело. Если у нас есть друг, которого мы ценим, которого

любим, неужели у нас не разбивается сердце от боли и стыда, когда мы сознаем, что

своей жизнью в этот день, даже одним-единственным поступком, мы его глубоко

ранили, огорчили? Есть место у кого-то из раннехристианских писателей, где

говорится о грехе как о переходе с одного берега реки на другой. Один берег

реки это Божий берег, на другом берегу Бога нет, там властвует человеческое