Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
принести Богу хоть искру, а если мы не можем искру принести, то можем сказать:
«Господи, сегодня я не могу зажечься пламенной молитвой от этих слов, но я их
Тебе по вере приношу. Я знаю, что это правда, я верю, что в них правда. Прими
то, что я сказал из глубины моего убеждения, хотя я не смог вложить в эти слова
живое чувство».
А иногда бывает, что мы выполняем правило, выполняем его внимательно,
стараемся довести до нашего сознания и сердца каждое слово. Помню, мой духовный
отец мне посоветовал вечернее правило читать так: прочти одно прошение или даже
часть прошения, которое самодовлеет, помолчи немножко, потом положи земной
поклон и повтори во время поклона эти же слова, потом встань, еще помолчи и
повтори еще раз эти слова из той тишины, которая родилась, и так вычитывай все
свое правило. Если у тебя время на это есть, оно займет, может быть, три часа,
а если нет времени, остановись тогда, когда изошло время, которым ты можешь
располагать.
Бывают в молитвах святых такие мысли, такие чувства, до которых мы не
доросли. Мы не можем их от себя повторить, потому что в нас их нет, но можем по
вере сказать: «Господи, я знаю, что это правда. Я эти слова повторю за святым».
И мы можем сказать: «Святой— Иоанн, Василий или кто другой,— эти
слова были жизнью в тебе, когда ты их произнес. Возьми эти мертвые слова,
которые я произношу, и принеси их Богу своими руками, соедини со словами
горение твоей собственной души». И тогда мы можем, с одной стороны, говорить от
души, от сердца, правдиво те или другие молитвенные слова, а иногда можем
попросить святого эти слова облечь в пламя его собственной молитвы.
Я вам, кажется, рассказывал, но повторю для тех, кто не слышал, об одном, с
одной стороны— смешном, а с другой— очень великом событии в моей
жизни. Когда-то мы— бабушка, мама и я— жили в церковном доме. Там
завелись мыши, они бегали повсюду, и мы не знали, что с ними делать. Мы не
хотели расставить мышеловки, потому что нам было жалко мышей, и мы не хотели