не о Боге, а о человеке), потому что так заняты собой, что не видим другого. Мы

находимся с человеком, он с нами говорит, и мы не слышим того, что он говорит.

Не только потому, что думаем свои думы, а потому, что, пока он говорит свое, мы

думаем: что я могу на это ему возразить, как я могу отозваться, как могу ответить

ему? И в результате мы не слышим его слов, а только ищем ответ на слова,

которые мы пропустили мимо ушей.

Но относится ли это каким-то образом к Богу? Конечно же, потому что мы к

Нему приходим большей частью со своими заботами, со своими тревогами, со своими

проблемами. Мы не приходим в первую очередь к Богу, а приносим Ему самих

себя. Может быть, то, что я говорю, кажется несколько странным, но мы

приходим к Богу со своими проблемами, со своими задачами, со своими мечтами,

желаниями, страхами, а к Нему ли мы подходим? Часто, когда мы молимся Богу или

о Нем думаем, Он бывает для нас только источником возможной радости, возможного

спасения. Но хотим ли мы Его встретить, Каким бы Он ни был? Как Судью, как

Спасителя, Кем бы Он ни был? Хочу ли я Его встретить во что бы то ни стало? И в

результате этого между нами и Им стоит преграда, и эта преграда— я сам:

мои заботы, мои страхи, мои мечты. Он для меня является только источником

спасения или страхом наказания. Можем ли мы после этого думать о живой, настоящей

встрече между Богом и нами? Потому что встретить можно только того, для кого ты

весь открыт и кого ты хочешь увидеть и познать, какой он есть, какой бы он ни

был. Это очень важно.

В книге Откровения есть место, где говорится от имени Христа: Я стою у

двери твоей и стучу (Откр3:20). Слышим ли мы этот стук? А если

слышим, то не отзываемся ли мы на этот стук так, как отзываемся на стук в дверь

чужого человека, когда заняты чем-то, что для нас важно? Не отвечаем ли мы Ему:

мне сейчас некогда, подожди, приди в другой раз, сейчас я занят, сейчас моя

душа полна до края, и мне нет места ни для какой капли чего бы то ни

было— ни радости, ни горя, ни суда, ни встречи. Со мной случилось горе, я