читается по случаю бракосочетания, соединения жениха и невесты по образу

соединения Церкви, то есть той части творения, которая отдала себя Богу, и

Христа (Еф5:20—33). Это совершается в Божественной литургии, но

совершается и во всех таинствах: когда мы освящаем воды крещения, когда

освящаем масло для помазания больных и так далее. Это момент, когда молитвой

Церкви, то есть народа Божия, силой Христа и Духом Святым малая доля творения

освобождается от всякого рабства греху и сама теперь может приобщить и человека

к той святости, непорочности, здравию душевному и телесному, которое у нее

никогда не было отнято, несмотря на то что она была порабощена греху.

И тут мы приходим к самому, может быть, великому, о чем можем подумать в

этом контексте,— это воплощение Христа от Божией Матери. Божия Матерь

плотью Своей принадлежала созданному миру, и Она в Своей плоти была чиста и

безгрешна, не потому, что Она миру принадлежит, а потому, что еще с момента

Своего зачатия была посвящена Богу чистотой родителей и Ее отдачей ими Богу.

Вы, наверное, знаете и помните эту икону— приведение Божией Матери в

храм. Образно это говорит о том, что с рождения Своего Она была безраздельно

отдана Богу и в Своей невинности, в Своей девственной чистоте была принесена

Ему, принадлежала Ему безгранично, нераздельно. Но, с другой стороны, Она

является наследницей всей святости земли. Родословная Божией Матери, в

сущности, это был бы рассказ о том, как с сотворения мира до Ее зачатия

поколение за поколением, несмотря на человеческую слабость, несмотря на

греховность, освобождало себя от нечистоты. Каждое поколение очищало хоть

одного человека, одну чету от греховности, так, чтобы в совокупности все

поколения, из которых Она рождена, принесли бы, как камни для здания Ее

личности человеческой, свою отданность Богу, свою чистоту.

В этом ряду мужчин и женщин были грешники, но это все были грешники

кающиеся. И «покаяние» в этом смысле не значит просто «сожаление». Это были

грешники, которые сознавали, что отошли от Бога, и рвались всем своим существом