никого. И он ради пропитания нанимается пасти свиней. На языке еврейского

народа это значило послать человека делать не только самую грязную работу, но

работу, которая его оскверняет, работу, после которой он уже не член общества, сообщник

животных, которые считаются нечистыми и которые и его делают нечистыми. Он

голодает, и это заставляет его опомниться, вспомнить, что у его отца работники

получают еду и заботу. И он все оставляет, идет домой и по дороге готовит свою

исповедь: Отче, я согрешил против неба и перед тобой, я больше недостоин

называться твоим сыном, прими меня как одного из твоих наемников.

В Евангелии говорится, что отец его видит издали. Сколько раз отец выходил

на дорогу, на ту дорогу, по которой ушел его блудный сын, в надежде, что рано

или поздно увидит его! И вдруг после стольких лет или месяцев он видит, как

возвращается сын, в лохмотьях, голодный, нищий. И, как сказано в Евангелии,

отец спешит к нему, бросается к нему, берет его в свои объятия. И сын начинает

свою исповедь: Отче, я согрешил против неба и перед тобой, я недостоин

называться твоим сыном…— и тут отец его прерывает. Он его прерывает,

потому что этот его сын может быть недостойным сыном, но достойным чужаком,

достойным наемником он быть не может, сыновства его ничто не может отнять.

Осквернить— да, унизить— да, но не отнять. И он его влечет домой и

обращается к слугам и говорит: принесите первую одежду. Многие

толкования, даже святых отцов, говорят, что на радостях ему выносят самые

богатые одежды, какие только были в доме. А мне почему-то кажется (пусть Отцы

меня простят!), что не в этом дело. Нарядить его снова в нарядные одежды, какие

он надел, когда ушел из дому,— не дело. Ему выносят, вероятно, ту одежду,

которую он презрительно сбросил со своих плеч, когда уходил из дому жить

богатой жизнью. Лохмотья с него снимаются, он облекается в «первую», то есть

изначальную свою одежду. Он оглядывается и видит, что ушли все годы его

грешной, оскверняющей отделенности от отца и отчего дома, он снова одет как

сын, он вернулся домой. Прошлого больше нет, есть только вечное настоящее любви