Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

есть в меру Бога.

Смерть— подруга, сестра? Это— поэтические выражения, а я не

поэт. Франциск Ассизский называл смерть сестрой48.

Быть может, позволительно сказать (но боюсь, это неудачная шутка), что,

поскольку мы полны жизни, постольку и смерть становится близкой, дружеской,

становится не врагом, а именно как вторая сестра, в свое время возьмет нас

нежно в свои руки и унесет в Царство Божие.

Как стать живым, «ожить из мертвых», когда нет хороших корней, когда

знаешь только человеческую злобу? Как найти любовь Божию, когда не знал

материнской любви и место матери занимала личность скорее отрицательная?

Я хотел бы сказать две вещи. Первая (повторюсь): подобная ситуация—

как раз предмет коллективной ответственности. Да, возможно, отца, матери

недоставало, и те, кто был призван их заменить лаской и любовью, возможно, были

жестоки и не способны давать. Но куда смотрели окружающие? Что делали

соседи, друзья, школа, приход, что делала Церковь? Вот где наша коллективная

ответственность. И эту ответственность можно пронести: есть множество

случаев, когда оставленные близкими люди находили любящее сердце, которое

открыло им, что можно встретить любовь и, значит, можно жить.

Но есть и личная сторона— и тут, думаю, я обращаюсь к человеку с

призывом вырасти в героическую меру. Принять свое прошлое, принять бросивших

нас родителей и тех, кто их недостойно заменил, не сумев полюбить нас, можно

через прощение. Но прощение надо понимать несколько иначе, чем это делается

обычно. Слишком часто мы считаем, что простить означает «забыть»,

«зачеркнуть», «навсегда изгладить» какое-то событие. Мне думается, это не так.

Прощение начинается гораздо раньше, оно не устояло бы, если бы речь шла просто

о том, чтобы «зачеркнуть» нечто. Прощение начинается в момент, когда человеку,

который всей своей тяготой, своей жестокостью, своей безответственностью

раздавил нас, мы говорим: «Я тебя принимаю. Я тебя принимаю, я тебя беру