О Молитве Господней, казалось бы, говорить нечего. Мы все ее употребляем, с

детства знаем, она постоянно нам попадается в службах, и мы к ней естественно

обращаемся, отчасти из-за ее изумительной стройности и красоты, отчасти—

зная, что это молитва, которая нам дана Самим Спасителем Христом, и поэтому она

святыня для нас, это Его собственная молитва, которой Он с нами поделился

(Мф6:9—13; Лк11:2—4). Я думаю, что мы должны помнить, когда молимся

этой молитвой: это молитва Сына Божия, ставшего Сыном Человеческим, которая

выражает все Его сыновство (и многое другое, что к этому ведет,— к чему я

вернусь).

Для меня Молитва Господня годами была самой трудной молитвой. Разумеется,

каждое отдельное предложение доступно и понятно каждому в пределах его

духовного роста или углубленности, или опыта, но в целом она меня не то что не

удовлетворяла— я не мог найти к ней ключа. И в какой-то момент я

обнаружил в ней нечто, чем хочу с вами поделиться: она— не только

молитва, она— целый путь духовной жизни (к этому я тоже вернусь).

Мне Молитва Господня представляется как бы разделенной на две части.

Первая— призывание: Отче наш и три прошения.

Эти три прошения ясно представляют собой молитву сыновства, но не нашего

относительного сыновства— мы ведь блудные дети нашего Небесного Отца,

мы— колеблющиеся, ищущие, а это— слова, которые мог сказать только

совершенный Человек, который есть и совершенный Бог. Это молитва сыновства в

полном смысле этого слова. А затем идут прошения, которые, как мне кажется, к

этом сыновству ведут или которые могут служить путеводной звездой к тому, чтобы

вырасти в это сыновство. И вот я попробую вам сказать нечто об этих двух

частях.

Первое, что меня поражает, что меня удивляет в себе, удивляет и в других:

когда мы говорим: Отче наш, мы всегда думаем, что это молитва, которая

нас всех, верующих, православных или прихожан одного храма, или членов одной