должным образом перед этой святыней321.

Вот то чувство, которое продиктовано еврейским ощущением имени Божия и которое

мы можем понять из этих примеров, вот что такое имя дорогого человека. Но

узнав, что значит беречь, оберегать имя любимого человека, мы можем

соответственно учиться— и всю жизнь учиться— относиться к имени

Божию именно с таким чувством, что это святыня и что сказать «Бог», сказать

«Иисус», сказать «Господь» это не просто кличку произнести: это молитвенное

призывание, которое говорит о Нем, так же как имя любимого человека говорит о

нем,— нельзя его трепать. Поэтому вот к чему мы призваны: в полном смысле

слова только Господь Иисус Христос мог произнести имя Божие с совершенной

чистотой сердца, ума, уст, воли, плоти, всего Своего существа. Мы можем

произносить эти слова во Христе, бережно, с трепетом, не употребляя слишком

легко такие слова, от которых бесы дрожат и перед которыми мы не благоговеем.

Ведь страшно подумать, что перед именем Иисусовым склоняется всякое колено

(Флп2:10), кроме нас, верующих христиан. Иоанн Златоуст где-то говорит,

что, когда мы произносим имя Спасителя Христа, бесы отходят от нас в ужасе, а

мы произносим его без ужаса. Как это жутко и какую ответственность мы берем на

себя, зная это имя, потому что мы ведь знаем имя Отец и знаем его через

Единородного Сына, и знаем земное имя для Бога: Иисус, «спасение». Мы

можем эти слова произносить, и таких слов достаточно для того, чтобы весь мир

дрожал— кроме нас… Да святится учит нас: береги его, как святыню,

это больше, чем икона, это больше, чем имя любимого человека. Мы не дадим икону

на поругание, а о Боге говорим с такой легкостью.

И затем: Да приидет Царствие Твое. Знаете, часто у нас при молитве

такое чувство, что мы призываем Бога к тому, чтобы Он сделал что-то. Я как-то

говорил проповедь в англиканском храме и сказал: вы молитесь Богу за все нужды

мира, словно вы Богу напоминаете все то, что Он должен был сделать и не

исполнил. И действительно: мы часто молимся, как нищий, который протягивает