Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
Священник не может быть профессиональным психиатром, но священник должен по
крайней мере достаточно интересоваться тем, что происходит с людьми вокруг, чтобы
иметь какие-то познания о том, как проявляется душевная болезнь. Когда
душевнобольной человек оказывается и верующим, его душевное состояние
отбрасывает тень на все, в том числе на его жизнь в Церкви. И очень важно,
чтобы священник был в состоянии различить, где болезнь, а где подлинный
мистический опыт.
У меня был, косвенно, только один интересный опыт в этой области.
Англиканский монастырь послал мне послушницу, у которой были какие-то странные
психические явления. Они сначала послали ее к психиатру; психиатр оказался
редкостный: он ее освидетельствовал и сказал, что ничего общего с этим не
имеет, это не относится к психике, он такого не знает, такого нет в его
области, это духовная проблема. Не знаю, почему, но ее послали ко мне. И что
мне было очень интересно: она начала описывать свое состояние, я ее остановил и
сказал: «Не описывайте, я вам его прочту». Взял Исаака Сирина и прочел отрывок,
где было описано ее состояние и сказано, как выйти из него. Вот единственный
раз, когда было так ясно, потому что это была не моя оценка, где духовное, где
не духовное. Профессиональный психиатр сказал: «Это не моя область»— и
Исаак Сирин ответил: «Да, но моя». Я тут был ни при чем, что, в общем, очень
приятно: есть какая-то достоверность, уверенность, что это правда, а не мои
выдумки.
С другой стороны, определенно есть люди, у которых развиваются психические
болезни, не обязательно зависящие от их духовного состояния: они являются как
бы плохим испорченным действием естественной сферы, а не сверхъестественной.
Вы говорили о духовности и о душевности как о разном. А есть ли у них
какие-нибудь точки соприкосновения? Можно ли по опыту душевного судить о
прогрессе духовного?
Я думаю, что абсолютных критериев нет, но есть указания. Скажем, святой