Священник не может быть профессиональным психиатром, но священник должен по

крайней мере достаточно интересоваться тем, что происходит с людьми вокруг, чтобы

иметь какие-то познания о том, как проявляется душевная болезнь. Когда

душевнобольной человек оказывается и верующим, его душевное состояние

отбрасывает тень на все, в том числе на его жизнь в Церкви. И очень важно,

чтобы священник был в состоянии различить, где болезнь, а где подлинный

мистический опыт.

У меня был, косвенно, только один интересный опыт в этой области.

Англиканский монастырь послал мне послушницу, у которой были какие-то странные

психические явления. Они сначала послали ее к психиатру; психиатр оказался

редкостный: он ее освидетельствовал и сказал, что ничего общего с этим не

имеет, это не относится к психике, он такого не знает, такого нет в его

области, это духовная проблема. Не знаю, почему, но ее послали ко мне. И что

мне было очень интересно: она начала описывать свое состояние, я ее остановил и

сказал: «Не описывайте, я вам его прочту». Взял Исаака Сирина и прочел отрывок,

где было описано ее состояние и сказано, как выйти из него. Вот единственный

раз, когда было так ясно, потому что это была не моя оценка, где духовное, где

не духовное. Профессиональный психиатр сказал: «Это не моя область»— и

Исаак Сирин ответил: «Да, но моя». Я тут был ни при чем, что, в общем, очень

приятно: есть какая-то достоверность, уверенность, что это правда, а не мои

выдумки.

С другой стороны, определенно есть люди, у которых развиваются психические

болезни, не обязательно зависящие от их духовного состояния: они являются как

бы плохим испорченным действием естественной сферы, а не сверхъестественной.

Вы говорили о духовности и о душевности как о разном. А есть ли у них

какие-нибудь точки соприкосновения? Можно ли по опыту душевного судить о

прогрессе духовного?

Я думаю, что абсолютных критериев нет, но есть указания. Скажем, святой