Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

ответственность человека неотделима (если можно так выразиться, потому что это

скользко) от Божией ответственности. Я сейчас объясню, что я хочу сказать.

Мы живем в определенных жизненных условиях, мы сотворены Богом определенным

образом, духовно-телесными существами, и в этих пределах мы ответственны за то,

что делаем, но можно поставить вопрос о том, каким образом Бог берет на Себя

ответственность за первичный Свой акт, который нас ставит в эту обстановку. И я

думаю, что мы имеем право этот вопрос ставить, потому что Бог на него дает

ответ. Бог нас вызывает к бытию, не спрашивая, хотим мы быть или нет, но Он

воплощается, Сам делается человеком и разделяет с нами всю человеческую судьбу,

не только ту, которую Он для нас задумал, а ту также, которую мы создали

падением и всеми его последствиями.

Но если остановиться на человеке: где предел нашей свободы и что такое наша

свобода? Если думать, что, не будучи ничем обусловленными, мы можем делать все,

что захотим,— совершенно ясно, что у нас этой свободы нет. Мы не

можем летать, мы не можем делать массу других, гораздо более простых вещей. Но

где границы этой свободы? Первая граница в начале. Бог нас сотворил, не

спрашивая, и каждый из нас появляется на свет, не будучи спрошен. Тут никакой

свободы нет, есть данность, и мы знаем, что в конце времен будет какой-то итог

жизни всей твари. Мы все станем перед Богом, и Бог произнесет какое-то суждение

или, если предпочитаете, суд над нами. В интервале же между этими двумя

моментами— в какой мере мы свободны или определены? В значительной мере

определены— мы определены тем, что созданы человеками, людьми: у нас

кровь, плоть, ум, у нас сердце; мы определены обстановкой, в которой рождаемся,

влияниями, которые на нас действуют. Значит, нельзя просто сказать, что мы

свободны в том смысле, в котором Бог свободен.

Если можно употребить здесь образ, у меня впечатление, что мы ужасно похожи

на жука, которого посадили в стакан. Когда он старается пробиться через

дно— ему пути нет, старается пробиться через стенки— тоже никуда.