Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

И мне кажется, что людям, которые болеют долго, надо помочь в двух вещах.

Во-первых, в том, о чем я только что сказал,— помочь осознать: меня Бог

сейчас освобождает от плена, дает мне возможность не привязываться к жизни,

которая так мучительна, болезненна, дает мне возможность глядеть в другую

сторону— в сторону, где больше не будет ни боли, ни страдания, ни страха,

где распахнется дверь и я окажусь перед лицом Самого Спасителя Христа, Который

Сам через все это прошел. Ведь Христос Своей доброй волей вошел в жизнь, где

царствует смерть, и страдание, и потеря Бога, и путем нашей смерти, как бы взяв

на Себя всю нашу человеческую природу и смертность, вернулся в область

Божественной вечности— это единственный путь, который нас высвобождает от

всего того, что нас делает пленниками, рабами.

А второе (и это мне кажется очень важно): когда мы тяжело болеем или идем к

смерти, окружающие о нас заботятся, и часто болеющий человек переживает душой о

том, что стал обузой для других. Вот в этом болеющего надо разубедить.

Он не стал обузой. Он дал каким-то людям счастье возможностью проявить свою

любовь, свою человечность, быть им спутником через последний период

жизни— в вечность. Болящих надо убедить, что, пока они были здоровы,

крепки, они заботились о других, помогали им, не обязательно в болезни, просто

в жизни; теперь они могут от этих людей получить ту любовь, которую сами

посеяли в их душах, и им дать возможность показать свою любовь и свою

благодарность. Когда мы отказываемся во время болезни от помощи других, мы их

лишаем величайшего счастья— нас долюбить до конца. Это не обязательно

наши родные, это всякий человек, который отзывается на нас.

Я думаю, что если тот, кто заботится об умирающем, мог бы воспринимать

происходящее с ним, просто сидеть рядом и не вносить ничего самому, а только

быть самому прозрачным, безмолвным, как можно более глубоким, то, вероятно, он

увидел бы, как этот человек сначала слеп к вечности, как бы закрыт от вечности

своей плотью, своей телесностью, своей человечностью. Постепенно все это