Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

причащал— и уходил, говоря мне (тогда— врачу): теперь ваше дело, я

все свое сделал… Конечно, если священник будет так подходить к несчастному

больному, то он его только напугает, тот закроется. И слишком часто, когда

священник навещает больного, это рассматривают как предостережение: быть может,

смерть у порога.

Но если священник имеет опыт болезни, либо потому что сам болел, либо потому

что сумел видеть тех людей, которые болеют вокруг него (видеть— не

так просто, это не зависит от того, что у тебя глаза есть,— надо уметь

посмотреть), то и тогда есть целая— ну, не наука, а искусство. Наши

отношения с людьми должны быть таковы, чтобы наш приход в дом воспринимался

просто и с радостью. Это означает, что пастырское попечение о больных должно

начинаться, когда люди здоровы, начинаться с установления простых, дружеских

отношений.

Для того чтобы так, душевно, подойти к человеку, нужно громадное внутреннее

целомудрие, нужно быть в состоянии посмотреть на человека как на икону, на

живую икону, к которой ты подходишь с глубоким уважением, с благоговением и по

отношению к которой ты будешь действовать, как действовал бы в храме по

отношению к писаной иконе. То есть— молитвенно, благоговейно, чутко, смиренно,

трепетно и прислушиваясь изо всех сил к тому, что в человеке есть, что он может

сам сказать, но и к тому, что Дух Святой в нем совершает. Внутреннее молчание

священника, его способность встречать человека на какой-то глубине, очень

важна, потому что болезнь— это момент изумительной встречи с человеком.

Интересно, что ты говоришь о молчании. Значит, вопрос не только в слове,

не только во внешнем подходе, но во внутреннем отношении к человеку, которое

может поддержать и озарить больного.

Самое главное— отношение и твое присутствие, так чтобы больной

не чувствовал, что ты только ждешь момента, когда сможешь уйти по другим делам.

Мне вспоминается случай из моей работы в психиатрической клинике. Один