отношению к вере. К Закону Божию— да: вот тебе катехизис, вот тебе Новый

Завет, Ветхий Завет, все что хочешь; мы и сами, может быть, даже что-то знаем

об этом. Но не в знаниях дело, а в том, какие вопросы у него встают, откуда они

берутся. Некоторые вопросы берутся извне: товарищ сказал, или школа, или время

такое, атмосфера общая, а другие вопросы встают вполне добросовестно: как это

может быть? Я больше не могу в это верить! И часто нужно было бы сказать:

хорошо, что ты больше не можешь верить в такого Бога, в Которого ты верил,

когда тебе пять лет было. Потому что такого Бога и тогда не было, и не надо

было тебе такого Бога как бы «подсовывать»— для удобства родителей,

конечно.

Когда родители признают, что дети их верят в какого-то непонятного им Бога,

это очень мало похвального говорит о родителях. Родителям, знающим своих детей,

следовало бы попробовать понять, в какого Бога те верят. Это первое. Раньше чем

давать ответы, надо было бы задуматься над вопросом. Часто— да, дети

подрастают и начинают верить или, вернее, выражать свою веру, описывать свою

веру в таких категориях, которые нам чужды. Но нам-то надо их понимать, мы

потому и взрослые. Вернее, будучи взрослыми, мы должны были бы быть в состоянии

понять ребенка, продумать его вопрос, продумать, что за ним стоит, и себя

спросить: вот мой сын, моя дочь верит в Бога такого-то. Каким образом под

влиянием моего воспитания и сторонних влияний мог вырасти такой образ Божий?

Что я могу на это возразить? Сказать: это ересь, неправда, ложь— очень

легко, но это не ответ. У меня своих детей нет, но я, слава Богу, сорок первый

год на этом приходе, и детей много повидал. И я думаю, что каждый раз, когда

тебе дают картину: «Вот каким я представляю Бога», нельзя говорить: «Ой, нет!

Он не такой!», а надо поставить вопрос: «Как ты до этого дошел? Как интересно!

Объясни». Но мы не ставим вопрос так: «Ты мне объясни, потому что я не

понимаю», мы сразу говорим: «Я тебе объясню, что ты не прав». А когда человеку

говоришь, что он не прав, он сразу жестеет, конечно. Кому охота быть неправым