Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
разделить с Западом все, что тысячелетняя история России и двухтысячелетняя
история всемирного православия нам дали: опыт святых, правду и истину,
Евангелие, увиденное через чистое сердце великих подвижников, и сознание правды
Божией, которая должна восторжествовать на земле.
Да, мы должны давать, и это относится ко всем: и в России, и на Западе, и во
всем мире нам поручено делиться небесным сокровищем с людьми, которые, может быть,
забыли небо, но которые без него не могут жить, задыхаются на земле, с людьми,
которым надо встретить Бога, потому что иначе человеческое общество слишком
бедно, слишком тускло, слишком бессмысленно и бесцельно. Вот почему я с таким
убеждением говорил, что мы не только должны, но мы можем дать Западу то,
что Запад в значительной мере, во всяком случае, судя по моему опыту и по моему
убеждению, утратил за столетия.
И теперь, после того как мы говорили о жизни, мне хочется сказать о смерти.
Запад смерти боится: не только неверующие, которые за смертью не видят ничего и
поэтому держатся за эту жизнь, ибо ничего другого они не ожидают, но даже и
верующие. Особенно это чувствуется здесь, в Англии: до последнего десятилетия о
смерти было как-то неудобно говорить, это была закрытая тема. Когда кто-нибудь
умирал, это не то что замалчивали— горе, конечно, было горем: мать,
потерявшая сына, жена, потерявшая мужа, плакали, разрывались душой, как всякий
человек, но смерть не осмысливалась, боялись заглянуть ей в лицо.
Одна из самых замечательных вещей в нашем православии— это похороны
при открытом гробе. На Западе неисчислимое количество людей никогда не
заглянули в лицо усопшего человека. Они встречаются со смертью только в виде
гроба. До этого они ухаживают за больным, видят его страдание, ужасаются порой
тому, что ему приходится пережить и душевно, и телесно, а когда приходит
смерть, этот человек оставлен на попечение тех, кто его уложит в гроб и отнесет
этот гроб или в храм, или в крематорий, или на кладбище. Открытый гроб—
откровение для западных людей— откровение, потому что они могут заглянуть