Данный оттенок заметно "сгущается" вследствие того факта, что в "Речи" Татиана нигде не упоминается о Христе, а поэтому христология, в собственном смысле слова, здесь практически отсутствует. Это даже дало повод некоторым исследователям называть богословие Татиана "христианством без Христа" (Elze M. Op. cit., S. 105). Впрочем, следует признать, что такая характеристика вряд ли справедлива, ибо она не учитывает апологетический жанр произведения. Кроме того, косвенные намеки на христологию в произведении Татиана все же существуют, ибо он говорит о "пострадавшем Боге" (ου εοόο εού; Речь 13) и о том, что "Бог родился в образе человека" (Речь 21).

Что же касается непосредственно учения о творении мира, то оно у Татиана выдержано, в общем, вполне в русле православной традиции. По его словам, Слово, рожденное (εεί) в начале, создало для Самого Себя материю. Эта материя не была "безначальной," подобно Богу, и не являлась "равной по силе" (ούο) Ему, а сотворена единым Творцом всего. Сам акт творения Татиан мыслит как бы происходящим в два этапа: сначала Аогос создал "из ничего" материю, которая была "безвидной и не имеющей предела" (οο άάο); затем произошло "разделение" (ε), т.е., вероятно, "дифференциация" материи на различные элементы, после чего тварное бытие предстало "украшенным и благоустроенным" (εοέο ευο; Речь 12). Хотя для обозначения акта творения Татиан использует глагол οά (апологет говорит, что материя "произведена Богом" - ύο ου εού οεέ), имеющий "еретические ассоциации" (в некоторых гностических сектах данный глагол обозначал "эманации"), но его учение здесь вполне ортодоксально, ибо указанный глагол имеет у Татиана смысл "творения из ничего" (См.: May G. Schopfung aus dem nichts: Die Entstehung der Lehre von der creatio ex nihilo, - Berlin; N.Y., 1978. - S. 152-155).

Пневматология и антропология.

Эти два аспекта миросозерцания Татиана тесно взаимосвязаны, и здесь встречаются идеи, не совсем обычные для богословия православных отцов Церкви (Анализ их см. в кн.: Hauschild W.-D. Gottes Geist und der Mensch: Studien zur fruhchristlichen Pneumatologie. - Munchen, 1972. - S. 197-206). Вообще, в этой части учения Татиана достаточно много неясностей и не совсем четко разработанных мыслей - больше туманных намеков и слегка обозначенных нюансов. Во-первых, у него отсутствует ясное различие между "Духом" как Божественной сущностью и "Духом" как Лицом Святой Троицы. Во-вторых, нет четкого разграничения между вторым и третьим Лицом Троицы. Кроме того, у Татиана присутствует довольно необычное разграничение "Духа Божия" и "материального Духа." В частности, он говорит, что мир ("космос"), по воле Творца и благодаря могуществу Его "получил материальный Дух" (εύο εεε υού), а поэтому "есть Дух в звездах, Дух - в Ангелах, Дух - в растениях, Дух - в человеке, Дух - в животных; будучи одним и тем же Духом, Он обладает в самом себе различиями" (Речь 12). В этом рассуждении Татиана нельзя не увидеть определенного заимствования из стоической концепции "пневмы." Впрочем Татиан ее существенно изменяет: согласно ему, данный "материальный (космический) Дух" нельзя считать за Божество, каким его признавали стоики; тем самым апологет достаточно решительно отстраняется от пантеистического монизма стоиков (См.: Verbeke G. L'evolution de la doctrine du pneuma du stoicisme a S. Augustin. - Paris; Louvain, 1945. - P. 412-416). Смысл подобного различия двух "Духов" во многом проясняется из антропологии Татиана.

По словам апологета, "мы знаем о различии двух духов (ύο ευά οά), из которых один называется "душой," а другой - больше души (είο υή) и есть образ и подобие Божие" (Речь 12). Высший "дух" человек обрел при творении: "Небесное Слово, или Дух, рожденный от Духа (εύ εο ό ου εύο), и Разум, [происшедший] из Разумной Силы (όο ε οή υάε), создало человека образом бессмертия (εό ί) по подражанию родившего Его (т.е. Слово. - А. С). Отца, дабы как Бог обладает нетлением, так и человек, причастный уделу Бога (εού οί ε), [сходным образом] обладал бы бессмертием" (Речь 7). Следовательно, "образ и подобие Божие" в человеке есть тот "высший Дух," которому сопричаствует дух в человеке. Поскольку же Татиан придерживается так называемой "трихотомической антропологии," то он, помимо духа, выделяет в человеке еще душу и тело. Особенно показательны его рассуждения о душе в 13 гл. "Речи," где говорится, что сама по себе душа не обладает бессмертием, хотя, в то же время, она может и не умирать. Ибо та душа, которая не ведает Истины, расторгается (ύε) вместе с телом, а затем, при скончании мира, опять же воскресает вместе с телом и получает как бы "вторую смерть" в вечных муках. Однако если душа обретает познание Бога ( έ ου εού), то не умирает, даже если она и "расторгается на время." Сама по себе душа, согласно Татиану, является "тьмой" (όο) и сохраняется (или "спасается" - έώ) лишь Духом, или Логосом и "Светом Божиим," который как бы "объял тьму." Поэтому если душа "живет в одиночестве" (ό ώε - т.е. не приобщается Божественному Духу), она неизбежно тяготеет вниз, к материи (ο ΰ εύε ά), и умирает вместе с плотью; однако если она как бы "вступает в брак" (υυ) с Духом Божиим, то возносится этим Духом в горние области. Ибо душа имеет дольнее происхождение (άε εί ή έε), а Дух, наоборот, обитает горе. Правда, изначально Дух жил вместе с душой, но она не захотела следовать за Ним, и Дух покинул ее. Несмотря на свою "покинутость," душа все же удержала в себе некую "искру (έυ) силы Духа," которой, впрочем, было недостаточно, чтобы созерцать "совершенные вещи" ( έε).

Такова суть антропологии Татиана. Она основывается на представлении об изначальной "сизигии" души (вероятно, обладающей примерно той же "субстанцией," что и "низший" или "космический Дух") и "высшего Духа;" тело же есть третий элемент человеческого состава, но оно у Татиана ассоциируется с явно негативными представлениями о материи. Иначе говоря, можно предполагать, что человек у апологета мыслится в качестве "микрокосма," три составные части которого аналогичны трем основным сферам вселенского бытия. Не очень ясным представляется учение Татиана о соотношении духа в человеке и Божественного Духа, но возникает впечатление, что первый есть некая единосущная часть второго. Если это впечатление является верным, то можно констатировать опасное сближение миросозерцания Татиана с еретическим гностицизмом, где идея о "единосущии" человека с Богом была одной из конституирующих и определяющих.

(Отсюда проистекают различные гностические мифологемы о Боге "Человеке" ("Антропосе"). В основе данной идеи лежит глубинный дуализм "духа" и "материи," на антропологическом уровне влекущий отрицательные суждения относительно телесной и душевной сферы человеческого существования. Подробно см.: Rudolph К. Gnosis: The Nature and History of an Ancient Religion. - Edinburgh, 1983. - P. 88-113).

Данное впечатление о близости Татиана к еретическому гностицизму усугубляется еще одним высказыванием (Речь 20) о том, что "совершенный Дух окрылял душу (έ ή υή εύ ο έεο); когда же она, вследствие греха, отвергла Его, то Он улетел, словно птенец, а душа стала стлаться по земле. Расторгнув же свое "небесное сожитие" с Духом, она возжелала быть сопричастной миру дольних, материальных вещей ( έό εου), попав таким образом в рабство к ним. Здесь опять акт грехопадения человека описывается Татианом в образах, сходных с различными вариациями гностического мифа "падения души."

(Этот миф на "макрокосмическом уровне" связан с представлением о "падении" какой-либо "божественной сущности" ("эона," часто именуемого "Софией"). Подробно см.: Zandee J. Gnostic Ideas on the Fall and Salvation // Numen. - 1964. - Vol. 11. - P. 13-74).

Впрочем, антропология Татиана имеет и некоторую связь с идеями св. Апостола Павла о "душевном" и "духовном" человеке. Для Апостола языков несомненным является то, что "христианством началась пневматическая фаза жизни. Эта фаза индивидуально закончена во Христе и с Ним сокрыта в Боге с тем, чтобы откровение ее через явление Христа было откровением ее и в жизни каждой отдельной личности (Кол. 3:1-4). Таким образом, тайна духа деется в каждой отдельной личности. Пневматическое - скрытое состояние каждого человека."

(Гумилевский И. Учение святаго Апостола Павла о душевном и духовном человеке. - Сергиев Посад, 1913. - С. 95).

Следовательно, для св. Павла "духовное" ("пневматическое") неразрывно связано с Богочеловеческой Личностью Господа - связь, явно отсутствующая у Татиана. Кроме того, Апостол (например, в 1 Кор. 2:14) под "душевным человеком" понимает того, кто "по направлению всей своей жизни стоит вне благодатной Среды. "Душевный" человек составляет противоположность человеку "духовному" (ευό): он имеет "дух" (εύ), но дух, не просвещенный божественным Духом; в нем духовная потенция жизни является мертвою, не деятельною. Само собою разумеется, что "душевный человек" и "человек духовный" не обозначают два класса людей, совершенно и навсегда обособленных друг от друга, а этими наименованиями выражаются только известные состояния, причем, конечно, возможен переход от "душевности" к "духовности," как с другой стороны, можно угасить Духа Божия (1 Фее. 5:17), потерять жизненную христианскую силу. "Душевный человек" - это неверующий, не обращенный в христианство. Нельзя отождествлять "душевный" и "плотяный" (ό), ибо последнее наименование прилагается к христианам и указывает на младенчество, незрелость еще в понимании христианства (1 Кор. 3:1)" (Богдашевский Д. Экзегетические заметки: Вып. 7. К изъяснению первого послания св. Апостола Павла к Коринфянам (1 Кор. 1:18-6:20). - Киев, 1911. - С. 12). Для Татиана же характерно понимание соотношения "духовного" и "душевного" в некоем вневременном и внеисторическом плане. Другими словами, если он и заимствует некоторые свои идеи от Апостола Павла, то существенным образом их искажает. Далее, "душевное" и плотское" у него слишком тесно смыкаются, а разрыв между этим "союзом душевного и плотского," с одной стороны, и "духовным," с другой, опасно увеличивается. Весьма показательно в данном аспекте еще одно рассуждение Татиана (Речь 15), где он заявляет, что душа есть связь (εό) плоти, а плоть "соотносительна" (εή) душе. Обе эти части составляют "животное" начало в человеке, или человека "душевного;" а "образ и подобие Божие" сосредотачиваются только в духе человека. Правда, Татиан тут же говорит, что целью человека является "сопряжение" (ευύ) души со Святым Духом и "супружество по Богу" (ά εό υυΐ), но, тем не менее, элемент еретической двусмысленности в его учении о человеке от этой оговорки отнюдь не исчезает. Поэтому пневматология и антропология Татиана явно переступают ту тонкую границу, которая отделяет "ортодоксию" от "ереси." В Римской церкви, где уже сложилась устойчивая ортодоксальная традиция, его учение вряд ли могло найти отклик среди православных христиан, а возможно, оно столкнулось и с довольно твердой оппозицией. Видимо, этим обстоятельством, помимо прочих, и вызван отъезд Татиана на сирийский Восток: в молодой сирийской церкви, в которой отсутствовало подобное устойчивое православное Предание, его идеи могли и, скорее всего, нашли более живой отклик ()*1.

Ангелология, демонология, сотериология и эсхатология.

Учение об ангелах и бесах занимает значительное место в "Речи" Татиана. Согласно апологету, Логос еще "до устроения человеков" (ο ώ ευή) стал Творцом ангелов. Эти оба вида творения были созданы обладающими свободой воли (ύεούο), но не имели в себе "природы блага" (άοΰ ύ), присущей одному лишь Богу.