этике", о "преодолении морализма"[38]: "Истинная "благодатная" этика есть та, пишет он[39], которая способна преображать и сублимировать". Не забудем, впрочем, что все время идет вопрос о том, чем движется наша душа к идеалу смысл, ценность и притягательность которого не зависят (в своем анализе) от того, какова подлинная динамика духа. Никак невозможно поэтому миновать здесь проблемы свободы: одним новым учением о динамике духа еще не строится "новая этика". Вышеславцев сначала пытается обойти эту трудность указанием на то, что всякое внушение (а сублимация подсознательного эроса при помощи воображения совершается благодаря внушению")[40] есть всегда самовнушение. "Это открытие, пишет Вышеславцев, представляет собою великое восстановление суверенного положения "самости", суверенных прав свободы"[41]. "Так восстанавливается, добавляет тут же Вышеславцев, сознательная свобода". Но, конечно, одного этого заявления мало, чтобы считать разъясненным принцип "новой этики".

Вышеславцев присоединяется к остроумному современному мыслителю Николаю Гартману[42], считает его заслугой то, что он "восстановил в своих правах свободу произвола, момент абсолютного выбора"[43]. Вышеславцев хорошо комментирует дальнейшие построения Гартмана в формуле: идеально мы детерминированы сферой ценностей, но реально (в "свободе произвола") мы остаемся не детерминированы. Для него решение проблемы (в этой антиномии) всецело дается в "сублимации свободы" (как произвола), ибо "если (!) свобода произвола сублимируется", то эта свобода в истине (а свобода произвола "сублимируется через истину") содержит в себе свободу произвола уже в преображенном виде"[44].

Вышеславцев далее ставит вопрос: как возможна сублимация (именно в данном случае, как сублимация свободы произвола), и отвечает: она возможна, если есть "возвышенное", которое зовет к себе. Вышеславцев справедливо замечает, что для Фрейда сублимация невозможна именно потому, что у него нет метафизики, нет Абсолюта, возвышающегося над человеком. Тут Вышеславцев с большой философской тонкостью устанавливает "аксиому зависимости"[45] которую никак нельзя толковать в духе пантеистического натурализма"[46] та "зависимость", о которой здесь идет

769 ЧАСТЬ IV

речь, не имманентная, а трансцендентная она ставит наше "я" перед Абсолютом, а не космосом[47].

Вслед за Гейдеггером Вышеславцев утверждает, что "трансцен-зус (выход за пределы данного) абсолютно существенен для самосознания, что он есть сущность духа, сущность свободы"[48], и в последней своей степени[49] "трансцензус открывает нам бытие третьего измерения бытие Абсолютного". Над нашим "я" возвышается Абсолютное, и только оно и возвышается ив утверждении первореальности Абсолюта мы получаем последнее, безупречное раскрытие для нас "аксиомы зависимости" и решение вопроса о том, как возможна последняя сублимация, преобразующая наше "я", нашу "свободу произвола". "Наличность окружающей нас тайны Абсолютного, завершает свои анализы Вышеславцев, - очевидна и несомненна"; нельзя отрицать "очевидность иррациональной глубины бытия". "Человек живет, существует, мыслит и действует, утверждает теперь Вышеславцев, лишь в реляции к Абсолютному"[50]. И даже более: "если бы не было никакой зависимости от "Другого" (т.е. Абсолюта. В.З.), то это означало бы нашу закованность в самих себе, нашу пойманность в заколдованном кругу самосознания, иначе говоря невозможность свободного транса, свободного выхода в свободный простор Абсолютного... что есть свободная зависимость[51].

Этические анализы подводят, таким образом, целиком к метафизической проблеме[52], в этом ценность книги Вышеславцева. Однако не все "сомнения" устраняются теорией сублимации. Вышеславцеву не хватает понятия спасения, как источника этического вдохновения, а в связи с этим и все проблемы воли в динамике духовной жизни, труда и "усилия" выпали из моральной теории Вышеславцева[53]. В связи с этим должно указать и на односторонность в антропологии Вышеславцева[54]. Тем не менее философские построения Вышеславцева сохраняют всю свою значительность и даже больше: в них есть семена, могущие дать обильный рост. Изя-

770 XX ВЕК

щество слога, ясность мысли, четкость анализов все это должно быть отнесено к бесспорным достоинствам Вышеславцева. Можем только пожалеть, что он слишком бегло касается целого ряда фундаментальных тем, не развивая с достаточной полнотой свои идеи.

5. Обратимся к изучению философских идей П.Б. Струве. Петр Бернгардович Струве[55] (1870 - 1944) принадлежал к высокоинтеллигентной семье, насчитывавшей много выдающихся ученых, был связан с юных лет с рядом ярких литературных деятелей. 24 лет он выпустил в свет свою первую книгу "Критические заметки по вопросу об экономическом развитии России" критику тогдашнего народничества. Позже Струве писал (в предисловии к книге "На разные темы"), что в годы создания "Критических заметок" он был "в философии критическим позитивистом, в социологии и политической экономии решительным, хотя не правоверным марксистом". Духовная эволюция Струве определялась, с одной стороны, его научными работами по изучению теоретических и исторических вопросов экономики, а с другой стороны ростом его философских идей. Уже через три года после "Критических заметок" Струве писал: "Я теперь исповедаю метафизический идеализм"[56], хотя он и оставался в то время поклонником экономического материализма[57]. "Я не боюсь быть "диким", писал в эти годы Струве[58], и брать то, что мне нужно, у Канта и у Фихте, у Маркса и Брента-но[59], у Родбертуса[60] и Милля". С необычайной, поистине редкой настойчивостью Струве продолжал свои ученые занятия по экономике и общей истории, по философии и правоведению. Ученость Струве с года на год становилась все более широкой и разносторонней и один перечень написанных Струве книг и этюдов вскрывает энциклопедический склад его ума а между тем написанные Струве работы лишь в небольшой степени выражают то, что накоплялось в итоге его научных занятий и философских размышлений. Но, к сожалению, ни в одной области Струве не привел в систему

771 ЧАСТЬ IV

обильные свои знания и итоги своих исследований... Но не только многообразие научных интересов изнутри мешали концентрации умственной работы Струве, еще больше затрудняло его научную и философскую продуктивность его страстное, никогда в нем не затихавшее участие в политической и общественной жизни. Очутившись за границей, Струве приступил там к изданию (в 1902 г.) журнала "Освобождение", вокруг которого возник "Союз Освобождения" основа будущей конституционно-демократической партии. Поворот в сторону либерализма собственно наметился у Струве еще ранее[61], и этот поворот уже до конца дней определил политические взгляды Струве.

Одновременно с этой очень интенсивной политической и общественной деятельностью Струве продолжал усиленно работать и научно и философски. В сборнике "Проблемы идеализма" (1902), о котором мы не раз упоминали, появилась статья Струве (под псевдонимом П.Г. тогда Струве, как издатель "Освобождения" не мог писать в России под своим именем) "К характеристике нашего философского развития", а за год перед этим Струве написал большое предисловие к книге Бердяева о Михайловском. В обоих этих своих этюдах, равно как и в статье в "Вопросах философии и психологии"(ном. 36) "Свобода и историческая необходимость", Струве постепенно порывает с остатками "критического позитивизма" у него, переходит решительно к защите метафизики (все еще на основе критицизма). В целом ряде дальнейших работ, вошедших в книгу "Patriotica", Струве освобождается от узких учений критицизма, углубляя свое понимание бытия и все более тяготея к религиозной постановке проблем. По авторитетному свидетельству С.Л. Франка, близко знавшего Струве в течение почти 50 лет, "Струве был по натуре религиозной душой"[62], хотя и склонялся все же, по свидетельству того же С.Л. Франка[63], "к своеобразному и мудрому агностицизму". Во всяком случае, П.Б. Струве определенно примыкал к тому религиозно-философскому течению последних лет, которого главой был о. С. Булгаков.

Струве вернулся в Россию в 1905 г. и стал скоро в центре различных научных и литературных начинаний. Он становится редактором журнала "Русская мысль", попадает во вторую Государственную думу, принимает участие в сборнике "Вехи", в разных журналах. Получив последовательно степени магистра и доктора экономических наук, Струве становится профессором Политехнического института, позже ординарным академиком Академии наук.