7. Близким к Струве по духу, столь же характерным, как он, представителем поворота к метафизике на почве критицизма был и П.И. Новгородцев, к характеристике которого мы теперь переходим.

Павел Иванович Новгородцев (1863 - 1924) выдающийся юрист, профессор Московского университета, покинувший Россию после октябрьского переворота 1917 г., стал в эмиграции во главе русского юридического факультета при Пражском университете. Новгородцев принадлежал к тем выдающимся русским юристам, которые, стоя на высоте с философской культуры, немало своих сил отдавали на разработку с философских проблем. Мы уже говорили о Б.Н. Чичерине (см. ч. II, гл. VI), о кн. Е.Н. Трубецком; упомянем еще, кроме П.И. Новгородцева, о Б.А. Кистяковском, Н.Н. Алексееве, Е.В. Спекторском, Ф.В. Тарановском, И.А. Ильине. Это фило-

774 XX ВЕК

софское направление в науке права[76] столь же своеобразно и ценно, как аналогичное движение среди русских естествоиспытателей, о чем уже шла у нас речь в ч. III, гл. IX, и историков (там же).

Что касается П.И. Новгородцева, то его первые работы были посвящены вопросам философии права (в ее истории)[77] таковы его книги "Историческая школа юристов" (где впервые Новгородцев выступает на защиту идеи "естественного права"), "Кант и Гегель в их учении о праве и государстве". Сюда же примыкает основоположная статья "Нравственный идеализм в философии права"[78]. После этого Новгородцев написал два выдающихся исследования: "Кризис современного правосознания" и "Об общественном идеале" (ч. I; вторая часть не была написана автором). Незадолго до смерти Новгородцев написал для сборника "Православие и культура" статью о русском религиозном сознании, что весьма характерно отражало идейную эволюцию Новгородцева от защиты "естественного права" и метафизики к прямому исповеданию религиозных начал.

В статье "Нравственный идеализм в философии права" Новгородцев с большим мастерством вскрывает подлинную основу идеи "естественного права" и видит эту основу в этике. Уже в ранних работах своих Новгородцев боролся против последовательного "историзма" и неизбежно вытекающего из него релятивизма. Для него этика может быть основана лишь на идее "абсолютной ценности"[79], поэтому он с редким у него пафосом говорит о "радостном признании абсолютных начал"[80]. Вместе с тем, стоя на почве трансцендентального идеализма, Новгородцев без колебаний утверждает "необходимость метафизических построений"[81]. "Человек жаждет абсолютного, писал Новгородцев в заключительной главе своей замечательной книги "Об общественном идеале"[82], и в мире относительных форм он не находит удовлетворения", он требует "стояния перед лицом Абсолютного"[83]. Вся тема книги "Об общественном идеале" в сущности связана для Новгородцева с проблемой Абсолютного но взятой не в абстрактной форме, а в социальном мышлении. Владея, как никто, всей разнообразной литературой по вопросам социальной жизни, Новгородцев пока-

775 ЧАСТЬ IV

зывает разложение "утопии земного рая", как "незаконной абсолютизации"[84] относительных форм социальной жизни. "В отношении к миру условной действительности, пишет Новгородцев[85], абсолютный идеал всегда остается требованием... но это требование никогда не может быть осуществлено полностью и потому его осуществление может быть выражено только формулой бесконечного развития". В последних словах - основная идея Новгородцева с его протестом против "незаконной абсолютизации". "Истинное понятие о безусловном идеале, пишет в другом месте Новгородцев[86], относит мысль об его всецелом осуществлении за пределы конечных явлений". И еще[87]: "В круговороте относительных форм общественная проблема не может найти абсолютного разрешения".

Все это означает невозможность смешения или отожествления двух столь различных категорий, как "абсолютное" и "относительное". Раздвигая их, но не отрывая одно от другого (ибо относительное держится и движется лишь своей устремленностью к абсолютному)[88], мы должны отвергнуть идею "земного рая", как абсолютизацию относительного. "В центре построений общественной философии должна быть поставлена, пишет Новгородцев[89], не будущая гармония истории, не идея добра, а вечный идеал добра", ибо "не в связи с будущим, в связи с вечным получает значение и оправдание каждая эпоха".

Все эти положения выходят собственно за пределы одной социальной философии и имеют непосредственное отношение и к историософии вообще и к этике в ее основах. Новгородцев постоянно и настойчиво утверждал, что "центром и целью нравственного мира является человек, живая человеческая душа"[90], которая не может быть принесена в жертву обществу и его устроению помимо личности с ее потребностью свободного самоопределения, как это мы находим во всех утопиях. Новгородцев же утверждает[91], что "никогда нельзя будет достигнуть безусловного равновесия требований, вытекающих из понятия личности... идеал свободной общественности не может быть никогда до конца осуществлен" (в условиях истории).

Скажем тут же два слова о близком к Новгородцеву мыслителе Б.А. Кистяковском.

776 XX ВЕК

Богдан Александрович Кистяковский (1869 - 1920), вышедший из семьи, давшей ряд талантливых деятелей в разных областях, выдвинулся впервые своей превосходной работой Gesellschaft und Einzelwesen[92], а затем напечатал ряд статей по вопросам социальной методологии ("Категория необходимости и справедливости", "Категория возможности" и т.д.), вошедших в книгу "Социальные науки и право". Кистяковский твердо держался позиции трансцендентального идеализма для него этическая тема может быть решена "или с трансцендентально нормативной или метафизической точки зрения". К сожалению подлинный философский дар, присущий Кистяковскому, не нашел достаточного своего выражения в какой-либо чисто философской работе.

То же должно сказать о Николае Николаевиче Алексееве (род. в 1880 г.), основная работа которого была посвящена проблеме о соотношении наук общественных и естественных. На этой работе, насыщенной анализами современных гносеологических течений, философское творчество Н.Н. Алексеева, по-видимому, приостановилось: его последующие работы были посвящены проблеме права. Алексеевым написана еще книга в последние годы по метафизике ("О последних вещах"), но она осталась в рукописи.