[93] И.А. Ильин. Философия Гегеля, как учение о конкретности Бога и человека. Т. I - III. Москва, 1918. Укажем еще другие работы Ильина: 1) Религиозный смысл философии. Париж. 1925. 2) О сопротивлении злу силой. Белград, 1926. 3) Основы художества. Рига, 1937. 4) Путь духовного обновления. Белград. 1937. Ильин издавал в течение трех лет (1927 - 1930) журнал "Русский колокол", где поместил несколько статей философского характера. Из всех произведений И.А. Ильина особое внимание привлекла его книга "О сопротивлении злу силой", по поводу которой в различных журналах появилось несколько критических статей.

[94] "Философия Гегеля", стр. IX.

[95] Липпс Теодор (1851 - 1914), немецкий психолог, философ, эстетик.

[96] Ильин очень любит говорить даже об "одержимости предметом". См., напр., "Религиозный смысл философии", стр. 45, 89, 92, 93.

В основе всех построений Ильина лежит мысль, что философия есть "опытная наука", что есть особый "философский опыт". "Философия, писал он в предисловии к книге о Гегеле[1], есть познание опытное по существу, метафизическое по предмету", и это определение совпадает с более поздним (в этой же книге)[2], что "философия есть адекватное понятие об абсолютности предмета". Ильин не отличает "умозрения" от опыта, ибо, по его убеждению, "во всякой подлинной глубокой философии "спекуляция" покоится на систематическом созерцании предмета, она питается этим опытным восприятием, почерпает из него свое содержание"[3]. Ясно, что дело, конечно, идет не о чувственном только опыте: "философия творится именно нечувственным опытом"[4]. В этом пункте Ильин прямо ссылается на учение Гуссерля[5], он без колебания учит о том, что "путь к истине ведет через восприятие нечувственных содержаний"[6]. Для Ильина даже "воображение может быть насыщено нечувственным содержанием". Имеет ли в себе этот тезис[7] намек на символический характер и чувственных материалов (ибо воображение созидает свои образы во всяком случае на основе чувственного материала) остается из текста неясным.

Итак, "внеопытная или сверхопытная философия есть недоразумение или легенда"[8] философия вся основана на опыте: "Только настоящая предметная очевидность порождает настоящую философию"[9]. Совершенно в духе трансцендентализма (только употребляя иные термины) Ильин в такой степени связывает философию с опытом, что для него даже душа человека, если "утвердит себя в предмете", то становится "его жилищем"[10], ибо "в полноте духовного опыта" мы имеем "живое тождество духовного пред-

778 XX ВЕК

мета и субъективного духа"[11]. Из этих слов понятно, почему Ильин любит говорить об "одержимости" предметом. Так как "философский опыт дается только через самоотожествление духа с предметом"[12], то в этой стадии опыта, когда "предмет" овладевает душой, уже "диктует" предмет, а не разум, не замысел познающего духа.

Чтобы дойти до стадии "предметной одержимости", т.е. дать "предмету" простор в процессе познания, нужно выработать в себе "умение внимать сверхчувственному предмету" и здесь Ильин совершенно следует Гуссерлю в его учении об идеирующей абстракции[13], а в то же время он требует от философа, чтобы он "овладел силами своего бессознательного", чтобы достигнуть "очищения ума и души"[14].

Но что же это за "предмет", которому должно дать полный простор в душе? ("Верность предмету"[15] есть ведь главное для философа, по Ильину.) Оказывается, что "предмет" философии есть Бог. "Философия, пишет Ильин[16], исследует все в меру ее божественности"; "философия приемлет в себя предмет религий", тут же читаем у Ильина, покорно здесь следующего за Гегелем. Правда, в другом месте Ильин говорит о "предметах" духовного опыта, что все это есть "духовно зримая земная риза Божества"[17], но эта "риза Божества" не есть ли космос? Или это "катафатическая" сфера Божества, доступная нашему познанию? Но еще в другом месте[18] Ильин уверяет нас, что "духовный опыт открывает человеку природу Божества", так что ему, очевидно, чуждо (как и Гегелю!) различение катафатического и апофатического богословия и "зримая риза Божества", очевидно, то же, что и "природа Божества"? Или это игра словами или это и вскрывает истинные мысли Ильина, перед нами в таком случае чистое гегелианство. Ведь писал же Ильин (в предисловии к книге о Гегеле), что "философия должна найти доступ к научному знанию о сущности Божества"[19], что для того, кто принимает учение Гегеля, нет ничего окончательно трансцендентного. Повторяя Гегеля, Ильин писал в книге о Гегеле[20], что "философия есть адекватное понятие абсолютного Предмета". Во всем этом ничего, кроме обычных (у Гегеля особенно) преувеличений о возможностях философии нет,

779 ЧАСТЬ IV

но только для Гегеля философия стоит выше религии (при единстве их предмета по Гегелю! философия дает в понятиях то, что религия может дать только в образах). То, что Ильин вообще увлекся абсолютным имманентизмом Гегеля, лучше всего показывает, как ему, по существу, чужда сфера религии. Это, однако, не мешало Ильину и раньше, а особенно в последний период его философского творчества, пользоваться постоянно религиозной фразеологией. Он любит говорить о "верующем знании и знающей вере"[21] "по существу вера и знание одно"[22]. "Философия, тут же говорит Ильин, по содержанию своему есть религия". Поэтому и говорит Ильин о "религиозном смысле философии", не замечая, что в этой формуле в сущности отменяется сфера религии: достаточно ведь "религиозного" смысла философии" что для системы, имманентизма и верно. Поэтому у него "божественное и Бог", хотя и именуются отдельно, совпадают: Абсолютное, открывающееся в мире ("земная риза Божества"), и есть полнота Абсолютного... В книге "Путь духовного обновления", насыщенной религиозной фразеологией, мы узнаем, что "через духовный опыт (тот самый, который созидает философию. В.З.) человек сообщается с божественной стихией мира и входит в живое соприкосновение с Богом"[23]; "последнее основание духовной культуры, дальше пишет Ильин[24], есть Божественное в нас, даруемое в откровении живым и благим Богом": именно "тогда человеческая страсть начинает сиять пронизавшими ее божественными лучами и сам человек становится частицей божественного огня"[25]. Все это напоминает фразеологически подлинные начала религии, суть которой, однако, не может быть оторвана от живого ощущения трансцендентности Божества: в системе же имманентизма это только фразеология.

Подводя итоги, подчеркнем, что гегелианство Ильина, оплодотворенное учениями новейших мыслителей, есть (как и у Спира) обращение к метафизике в пределах имманентных данных сознания. "Непостижимое" в мире овладевает нами, как "Предмет", как Абсолют, всецело подчиняющий нас себе, и это сообщает философии "религиозный смысл" но не выводит за пределы имманентной сферы, т.е. не вводит нас в мир религии. Эта характерная остановка перед Трансцендентным нам еще встретится у Франка (позиция которого, впрочем, этим одним не определяется), а для Ильина она является пределом и границей его философского зрения. Ничто так не раскрывает недостаточность построений, опира-

780 XX ВЕК