Господь управит
Во дворе было тихо. Пришедшие на похороны разбились группками и переговаривались вполголоса. Приезжую вдову, Анастасию, мои бабушки вывели за ворота и там сочувственно ахали и охали, выслушивая ее не прерывающиеся ни на минуту жалобы и стенания, а хозяйка ушла в сад с родственниками и детьми.
Привезли второго. Поставили во дворе. Открыли.
— Васенька! — закричала хозяйка и бросилась к новопривезенному новопреставленному. Все прояснилось.
Отпевал заново. Во дворе. Обоих.
Отпевал и, прости, Господи, все время думал: «Ну, ладно, сердечники, темные лица, один диагноз, почти в одно и тоже время умерли! Но прожить вместе 25 лет, нарожать детей и не узнать!..» Это мне было не понятно.
И еще была одна неясность, которая не дает мне покоя до сих пор: один был короче другого сантиметров на 25, если не больше. Или она его в лежачем положении не видела?
***
Когда, по прошествии нескольких дней, я рассказывал обо всем произошедшем нашему Владыке, тот улыбнулся:
— Ты, батюшечка, не расстраивайся. Я когда в Измаиле игуменом служил, то нам перекапывать пришлось. Тоже перепутали. Крику было… Искушение это и наважденье вражье. Случиться в той семье что-то может…
Так и произошло. И сороковин не миновало, как загорелся дом. Слава Богу, спасли, только крышу попалило.
«Девки» и дед
Снега в тот день выпало много. Проехать на село, лежащее от трассы в стороне, было не просто. Мы с водителем несколько раз разгребали занесенную сугробами дорогу.
Добрались.
Накануне, после службы, сообщили, что умер в этом селе старичок, уже и забывший по древности, сколько ему лет от роду. При последней моей с ним встрече, он, на вопрос о годе рождения, философски ответил:
— До первой германской родился, когда зима лютая была. Отец с японской пришел и меня определил в скорости.
Когда именно до первой мировой случилась лютая зима, я, разумеется, не знал, так как родился намного позже окончания второй. Но приблизительный отсчет повел с шестого года прошлого века. Деду выходило под сто лет.
Да простят меня читающие эти строки и мои прихожане, но отпевать тех, кто много лет прожил, да и к смерти готовился по обычаю православных предков, легко и, по-своему, радостно. Исполнил человек свой срок, Богом данный, и в полноте возраста к вечному дому подался, с молитвой, любовью и вздохом облегчения.
Удивительные это люди — долгожители. Исповедь начинают с сетования, что вот много уже прожили. Невольно ловишь себя на мысли грешной: «Мне бы столько». Ну, а популярное ныне рассуждение: «нам столько не жить» давно стало притчей. Тут, хочешь не хочешь, лермонтовское вспоминается:
Да были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя. Богатыри — не вы!
Угораздило же деда помереть тоже зимой. Когда родился, тогда и к Богу обратился. Хотя и здесь практично старик расстарался, перед самим постом отошел. Соседям и родственникам поминальный обед готовить проще будет. Рассуждая подобным образом, запутываясь в рясе по глубокому снегу, последние сто метров до дедовой хаты я добирался уже пешком. Было странно тихо и, самое интересное, калитка двора, где почил мой старожил, почему-то прикрыта.
Непонятно. У нас, когда покойник в доме — ворота нараспашку. Да и соседей не наблюдалось вокруг. Первозданный какой-то мир. В плену снежном. Без признаков цивилизации и тем паче наличия усопшего.