Но к этому смирению можно идти только труднейшим подвигом веры. А у С.Н. тогда умерли все его старцы и о. Анатолий Оптинский, и о. Алексей Мечев, и он остался один.

Я раза два был у о. Алексея Мечева и на службе и в доме. Помню, с каким детским удовольствием он вдруг бросался в переднюю подавать кому-нибудь совсем незначительному шубу. Я говорил мало (в противоположность С.Н., который говорил все время), точно к чему-то прислушивался.

Вот меня считают ясновидящем или прозорливцем, сказал он одному человеку, которого исповедовал, а это не прозорливость, а всего только знание людей. Я ведь их переживания вижу, как на ладони. И при этом повернул свою маленькую. Он был небольшого роста, с быстрыми движениями и какой-то, точно неудержимой, веселостью, которая шла от его премудрых всевидящих глаз. На фоне солидного и мрачного, так называемого филаретовского духовенства Москвы, он был носителем того веселия вечного, о котором поется в пасхальную ночь.

Люди, как-то верящие в Бога, но не верящие в Церковь, например, теософы, обычно говорят: Неужели Богу нужны обряды? Зачем эта формальная сторона? Нужна только любовь, красота и человечность.

Человек, влюбленный идет к девушке и, видя по дороге цветы, срывает их, или покупает, и несет их к ней, совсем не считая, что это только формальная сторона. Это и есть идея церковного обряда.

Любовь к Богу естественно порождает красоту и человечность обряда, воспринимаемого, как цветы, приносимые к ногам Божиим. Вера есть любовь и суть христианства влюбленность в своего Бога и Господа и тем самым ощущение, что на земле осталось и живет его Тело Церковь. Как же могут эти ощущения не выразить себя во внешних действиях, которые мы называем обрядами?

Если же существует одно внешнее, т.е. мертвое действие, то тогда не только в христианстве, но и во всех человеческих сферах, например, в научной, оно будет только бесплодным обманом себя и других. Но говорить об этом - означает ломиться в настежь открытую дверь. Это каждому ясно.

Формализм или, что еще хуже, ханжество, т.е. формализм подсахаренный, не есть христианство, и каждый из нас, уже числящийся христианами, должен проходить этот длинный и узкий путь от нехристианства к христианству, от мертвых цветов к живым.

Теософия не так безобидна, как может показаться. Ее суть в отвержении Церкви как Тела Божия в мире. Тело Божие в человечестве есть реальность присутствия в мире Бога, и эта божественная реальность невыносима для высокого темного спиритуализма.

Церковь есть Тело Бога, и этот непостижимый факт жизненно постигается каждым христианином в обожествлении его души и тела через подвиг преображения. Обожествляется именно эта душа и тело,, вот это мое и твое дыхание, налагая тем самым ответственность на именно этот, данный путь человека в жизни. В христианстве нет тумана перевоплощений, в котором всякая ответственность снимается. Церковь берет данного человека и ведет его в Вечность, делая его клеткой великого тела. Персть человеческая входит в Божественную Жизнь. О, Пасха!

Исполнятся пророчества вопиющего, глаголет бо: восставлю скинию падшую священного Давида в Тебе, чистая, преобразившуюся. Еяже ради персть всех человеков в тело создася Божие (Служба Рождества Богородицы, канон п. 9).