Характер у нее был своенравный, и, кроме того, она не любила плохих молений и служб, что, конечно, огорчало о. Серафима, особенно, когда получалось так: он надевает епитрахиль, чтобы служить, а она идет на огород копать картошку. Я вижу: он читает и все посматривает в окошко на ее фигуру, склоненную к ботве. И вот, помню, однажды о. Серафим стоит в передней, одевается, чтобы уходить опять надолго, потом еще раз прощается с нами, а пред этой женщиной опускается вдруг на колени и кланяется ей в ноги.

О нем еще хочется записать одно воспоминание. Было зимнее утро, еще не светлое и холодное, когда раздался стук в наружную дверь. Я выхожу и на вопрос кто? слышу тихий монашеский ответ: Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас. Я так обрадовался, совсем не ожидал его в это утро, что вместо положенного аминь, воскликнул: ах! как хорошо!, и уже после этого, спохватившись, и уже дважды: аминь, аминь. И вот когда я открыл дверь, я впервые увидел такое его лицо: радостно-утешенное: он услышал, что его странника здесь ждут и любят.

Жития святых надо читать, но не всегда надо ограничивать свое восприятие данного святого прочитанным текстом. Надо желать узнать что-то, о чем, здесь, может быть, и не сказано. В житиях бывает иногда некоторое затемнение образа, индивидуальность святого, т.е. реальность в божественно-человеческом смысле, скрывается иногда в нивелирующем тумане какой-то благочестивой стандартности, а великое чудо преображения человека, то дуновение Иисусово, которое несет в своем дыхании каждый святой, все это, благодаря туману, делается незримым и неслышным.

В житиях преп. Сергия, и в особенности преп. Серафима нет тумана, хотя там описаны и великие чудеса, совершенные ими. Вот почему образ преп. Серафима так особенно близок нам, так всесилен в отношении нас, вот почему так радостно бывает в ясный летний день закинуть голову, всмотреться в легкие облака и вдруг осознать, что они, вот эти облака, вот совершенно так же шли по голубому небу над Саровом, когда там ходил живой преподобный. Такое великое открытие есть в этом осознании: я действительно живу вместе с ними под единым голубым неумирающим небом русской Церкви.

В Изложении Веры св. Максима Исповедника есть слова, вводящие в догмат о Церкви: Два существа (о Сыне) исповедуют одно единосущное Отцу по Божеству, а второе единосущное матери по человечеству.

Христос единосущен не только Отцу, но и матери, а это значит, что Богочеловек единосущен человеку и, тем самым, Церковь единосущна Христу. Вот почему и сказано апостолом, что Церковь есть Тело Его, тело Богочеловека, и вот почему Церковь есть Богоматерь, как из себя образовавшая это богочеловеческое тело Христа. Церковь есть непостижимое единство человека и Бога, Богоматери и Бога.

class="postLine">Приходит от чертога чрева Твоего Бог, якоже Царь, одеянный боготканною багряницею обогрения тайного пречистых кровей Твоих, Безневестная, и царствует над землею (Канон утра недели мясопусной, песнь 7).

Троице Всесвятая, Единый и Трисолнечнный Свете, ущедри мир (пятн. нед. Ваий. Канон песнь 9).

Больше всего меня поражает в Троице Рублева это видение в центре Троицы Евхаристической чаши на трапезе Трех Странников, трисолнечного Света. В центре этой превечной тишины Евхаристическая чаша: Отец указует дланью на нее и склоняется направо к Сыну, то ли говоря ему о ней, то ли уже отпуская Его на совершение Любви. Это видение Предвечного Света о необходимости Голгофы. Но в этой чаше уже существует Церковь, а поэтому это есть также видение предвечного бытия Церкви. Се жертва тайная, совершается, се бо входит Царь Славы. Вот почему апостол пишет: Он избрал нас в Нем прежде создания мира (Еф. 1, 4), ясно говоря этим о до-временном бытии Церкви в Агнце Божием. Прежде создания мира очами Божиими уже видна была Церковь, а тем самым и Богоматерь. На Благовещение мы так и поем: Совет предвечный, открывая Тебе, отроковице, Гавриил предста...

О Пресвятой Деве был предвечный Свет Божий. Через нее исполнился древний совет Божий о воплощении Слова в нашем обожении (св. Иоанн Дамаскин, Слово на Рождество Богродицы). Когда мы так говорим о Церкви, мы называем ее Софией, неизреченным Домом Премудрости Божией. Еще в Совете предвечном Премудрость созда себе дом.