У стен Церкви
В Изложении Веры св. Максима Исповедника есть слова, вводящие в догмат о Церкви: Два существа (о Сыне) исповедуют одно единосущное Отцу по Божеству, а второе единосущное матери по человечеству.
Христос единосущен не только Отцу, но и матери, а это значит, что Богочеловек единосущен человеку и, тем самым, Церковь единосущна Христу. Вот почему и сказано апостолом, что Церковь есть Тело Его, тело Богочеловека, и вот почему Церковь есть Богоматерь, как из себя образовавшая это богочеловеческое тело Христа. Церковь есть непостижимое единство человека и Бога, Богоматери и Бога.
class="postLine">Приходит от чертога чрева Твоего Бог, якоже Царь, одеянный боготканною багряницею обогрения тайного пречистых кровей Твоих, Безневестная, и царствует над землею (Канон утра недели мясопусной, песнь 7).
Троице Всесвятая, Единый и Трисолнечнный Свете, ущедри мир (пятн. нед. Ваий. Канон песнь 9).
Больше всего меня поражает в Троице Рублева это видение в центре Троицы Евхаристической чаши на трапезе Трех Странников, трисолнечного Света. В центре этой превечной тишины Евхаристическая чаша: Отец указует дланью на нее и склоняется направо к Сыну, то ли говоря ему о ней, то ли уже отпуская Его на совершение Любви. Это видение Предвечного Света о необходимости Голгофы. Но в этой чаше уже существует Церковь, а поэтому это есть также видение предвечного бытия Церкви. Се жертва тайная, совершается, се бо входит Царь Славы. Вот почему апостол пишет: Он избрал нас в Нем прежде создания мира (Еф. 1, 4), ясно говоря этим о до-временном бытии Церкви в Агнце Божием. Прежде создания мира очами Божиими уже видна была Церковь, а тем самым и Богоматерь. На Благовещение мы так и поем: Совет предвечный, открывая Тебе, отроковице, Гавриил предста...
О Пресвятой Деве был предвечный Свет Божий. Через нее исполнился древний совет Божий о воплощении Слова в нашем обожении (св. Иоанн Дамаскин, Слово на Рождество Богродицы). Когда мы так говорим о Церкви, мы называем ее Софией, неизреченным Домом Премудрости Божией. Еще в Совете предвечном Премудрость созда себе дом.
Вот почему Хомяков сказал, что Церковь это основное таинство мироздания. И вот почему начинают делаться нам понятными загадочные, как будто, слова св. Иринея Лионского: Когда Церковь в конце (истории) будет внезапно взята отсюда, то будет, сказано, скорбь, какой не было от начала и не будет (Против ересей, кн. 5).
Через таинственное соучастие в Теле Богочеловека тело всякого человека входит в лучи Вечности, становится нетленным. Догмат об истинности Боговоплощения, об истинности человеческой плоти второго Лица Святой Троицы есть утверждение целостности спасения, т.е. преображения всего человека в Бога по благодати. И этот же догмат есть основание догмата о Софии это воплотившееся Слово Божие, Бог в твари. Божественное в тварности, это одновременно и человеческая природа Бога, и Церковь как тварное Тело Божие. Непонимание Софии есть непонимание нераздельности человеческой природы Христа от Его природы Божественной.
Я знаю современников, уверовавших, когда им было 20-25 лет. Если родители их активные атеисты, то эти молодые люди придумывают себе язвы желудка для того, чтобы как-нибудь сохранить в семье возможность поста. Эти молодые христиане входят в пустыню подвига более пустынную, чем египетская. В пустыне египетской человек мог изнемогать, но при этом он мог мыслить о каждой душе человеческой как о живой воде, как о спасительном оазисе. В пустыне великого города чуть ли не каждый человек может открыться или просто показаться горчайшей пустыней. Вот где разница прошлой эпохи с теперешней.
Господи, помоги! Господи, помоги! Люди Твои, Господи, кричат к Тебе.