Не прелюбодействуй

Седьмая заповедь гласит: Не прелюбодействуй [1]. Согласно учению святых отцов, в душе человека действуют три силы: мыслительная, раздражительная и желательная. Желательная сила – последняя из них и в то же время – первая по своей власти над душой человека: так часто именно она на уровне подсознания, как бы скрытая за кулисами, движет мысль и волю, определяет жизнь человека. До грехопадения человека эта сила проявлялась как непрестанное, неудержимое стремление души к Богу, образа – к Первообразу. Это было постоянным желанием, неутолимой жаждой души созерцать Божественную красоту. В «Песни песней» Соломона Бог является в образе жениха, а душа – невесты, связаных друг с другом неразрывной, вечно девственной любовью, крепкой, как смерть, глубокой, как сама жизнь. В Библии Бог именуется ревнителем [2]. Это особая ревность – как динамика любви. Бог негодует на душу, когда ее очи опускаются вниз, на землю, отвращаются от Него. Аскеты почитали блудом увлечение миром, доходящее до забвения Бога, когда творение становится для человека дороже Создателя. Мир – это величественная картина Божественной славы. В нем душа может находить отблески мудрости, могущества и красоты его Зиждителя, возводить ум от многообразия творения к единому Началу, восхвалять любовь Творца, даровавшего нам жизнь, изведшего нас из небытия, как из некой темной бездны, обещавшего нам вечное блаженство. Но может быть и другое: человек влюбляется в этот мир, «присасывается» к нему, точно щупальцами, своими страстями, опьяняется миром, забывает о вечности и готов продать этому миру свою душу. Апостол Павел пишет: не упивайтесь вином, от которого бывает распутство [3]. Вино страстей, экстазы ложной мистики, упоение мощью человеческого разума – все это душевный блуд. Сердце отпадает от Бога и сочетается с внешним и чуждым ему. В Библии участие в языческих ритуалах (к которым все больше и больше приближается современное искусство) также называлось блудом. Подобным образом и в Апокалипсисе учение гностиков, стремившихся проникнуть в христианские общины, именуется развратом, ненавистным Духу Святому [4], а ложная пророчица представляется в образе блудницы [5]. Можно сказать, что вся культура древнего языческого мира, его философия, искусство, его внешняя красота и внутренняя пустота, его мистерии и сатанинские оргии воплотились в Апокалипсисе в образе вавилонской блудницы, напояющей мерзостями весь мир [6]. Богоотступничество в виде богоборчества и ложных учений, а особенно тайные мистические секты,– все это блуд, оскверняющий землю. В Библии написано: «И земля была убита кровью их» [7] – кровью человеческих жертв, принесенных идолам. Если Ветхий Завет сурово карал за прелюбодеяние, то Новый Завет требует от нас также чистоты помыслов и желаний. Грех блуда многолик и многообразен. Вожделение в сердце, с которым человек не борется, уже блуд. Блуд подобен мутной струе, которую испускают из себя человеческие глаза: словно взгляд одного человека облил другого липкой, зловонной грязью. Блуд может обнаруживать себя в звучании голоса: иногда человек говорит по-видимому о чистом или даже святом, но в самом голосе и дыхании его слышится скрытое сладострастие. Порой движение головы или улыбка человека служат безмолвным знаком, что он внутренне готов к блуду. Проявлением блуда святые отцы считали и смех и шутки. Смех уничтожает, как бы поедает человеческую стыдливость, шутки располагают к дерзости, а дерзость, по слову преподобного аввы Агафона, «подобна сильному, жгучему ветру, от которого, когда он подует, все бегут и который портит всякий плод на деревьях» [8], то есть все доброе в душе. Из всех чувств самое опасное – осязание. Если уже один лишь взгляд передает весть, которая превращается в какую-то невидимую цепь, привязывающую людей друг к другу, то прикосновение – это начало плотского падения. Страстное прикосновение возбуждает в душе похоть – этого, по выражению святых отцов, «домашнего беса», который неразлучен с нами. Он точно просыпается и выползает из темных подземелий души. Через прикосновение передается некая энергия блуда, чем-то напоминающая энергию электричества, когда один провод соединен с другим. Некоторые скажут: «Я не ощущал никакой духовной борьбы, не замечал в себе похотливых мыслей, и мне кажется, что здесь преувеличение. Может быть, это излишнее предостережение вызвано каким-то невротическим страхом». Но дело в том, что наша душа, ее жизнь – тайна для нас самих. Наше сознание лишь верхушка айсберга, большая часть которого скрыта под водой и недоступна для глаз. Святые отцы говорят об обителях души, расположенных, как этажи в башне, одна под другой [9]. Современные психологи называют неконтролируемую область души подсознанием; там, в глубине подсознания, оживают страсти. Но человек может не заметить этого, как живущий на верхнем этаже не заметит пожара, который начался с подвала и постепенно охватывает дом. Вначале, при самом возникновении страсти, человек может воспринять ее как чистую любовь или невинное наслаждение. Чувства обманывают его, и возможность самоконтроля оказывается практически парализованной. Обычно человек замечает опасность своего положения только тогда, когда уже становится пленником страсти. Нередко, переживая неожиданное падение, он даже не понимает, что произошло, почему он внезапно переменился, почему поддался такому искушению, которое прежде ненавидел и презирал. А случилось все лишь потому, что незаметно для себя он собрал горючее вещество, которое мгновенно вспыхнуло от искры. Мы говорим здесь о падении как о крайнем случае, но само прикосновение и телесные ласки уже омрачают ум человека и поднимают со дна его души какую-то муть, как ил со дна пруда. Может ли человек не чувствовать действия страсти? Бесстрастие – это состояние совершенства, состояние, которого достигали немногие и из святых; бесстрастие – это чудо. Чаще всего мы не испытываем страсти, когда демон обманывает нас, когда он, по слову преподобного Иоанна Лествичника, прикидывается мертвым, как лиса, которая хочет поймать неосторожную птицу [10]. Поэтому завет отцов: не верь своему телу, пока дыхание в твоих устах. Ни один грех, кроме гордости, не умерщвляет сердце так, как блуд. Молитва – это голубь чистоты, который не может найти для себя места в оскверненном сердце. Ни один грех не ввергает подвижника в такую тоску, доходящую до отчаяния, как блуд. Падший подвижник ощущает себя наполненным скверной, собственная душа кажется ему черной, словно одетой непроницаемой тьмой. Замечено, что от блудника исходит какое-то духовное зловоние, напоминающее запах гниющего мяса. Апостол Иуда писал, что должно гнушаться даже оскверненной ризы [11]. Некоторые виды искусства представляют собой воплощение эротики и секса, выраженных в ритмах музыки и движениях, например балет (мы уже не говорим о современном авангардном искусстве, похожем на то, что в старину называли «свальным» грехом). Чтение романов (речь идет не о порнографии, а о классической литературе) заставляет человека переживать чувства и страсти персонажей этих произведений, а почти в каждом из них плотская любовь занимает главное место. Это точно стержень, вокруг которого закручена пружина сюжета. Святые отцы говорят, что замедление вниманием на греховном помысле или образе уже сочетает с ним душу и оскверняет сердце. Святые отцы называли диавола живописцем, который рисует в уме человека обольстительные картины, а теперь эту демонскую работу над душой человека взялся исполнять телевизор, словно диавол, утомившись за семь тысячелетий, передал машине свою «программу». Телевизор превратил дома сначала в театры, а затем в блудилища. Нам могут возразить, что нередко по телевидению передают и новости о достижениях науки, показывают исторические памятники, знакомят с жизнью животного или растительного мира, что по телевидению могут выступать люди, призывающие общество к повышению его нравственности, то есть на экране – смесь доброго и худого, пусть каждый выбирает, что хочет. Но ведь грех живет в нашей душе, и наша развращенная воля ищет греха, как подобное ищет подобного. Рыба, заглатывая крючок, не может избавиться от него, и человек, растливший себя у телевизора, уже принадлежит ему. Единственный способ вырваться из этого плена – выкинуть телевизор из своего дома, как выбрасывают на свалку ненужную вещь. Здесь невозможны перемирия и компромиссы. Телевизор – это враг, прокравшийся в дом, которого надо вытолкнуть ударом ноги. Квартира, где находится телевизор, в духовном отношении похожа на помещение, в котором лопнула канализационная труба и стоит невыносимое зловоние. Сколько забот и волнений доставляют родителям болезни их детей! Но то, что перед телевизором дети растлевают свою душу, мало кого беспокоит. Поэтому те, кто смотрит телепередачи, ежедневно нарушают заповедь не прелюбодействуй. Они настолько привыкают к этому визуальному разврату, что не представляют потом, как без него можно жить. Древние апологеты писали, что особенно излюбленными для демонов местами являются языческие храмы, где приносятся кровавые жертвы идолам и где совершается ритуальный разврат: они, демоны, как бы питаются парами от человеческой крови и запахом блуда. Поэтому в домах, где на голубом экране телевизора совершается то, что прежде творилось втайне, поселяются темные духи, как стервятники около непогребенных трупов. Тот, кто смотрит телевизор, а затем идет в Церковь, похож на человека, который служит двум богам. По слову пророка Илии, поклоняющиеся Иегове и Ваалу хромают на оба колена [12]. А христианин, сделавший для себя телевизор «иконой», поклоняется одновременно Христу и Венере. Гомер писал о волшебнице Цирцее, которая посредством заколдованной пищи превращала людей в свиней. Но теперь люди, добровольно пожирая отбросы, становятся хуже животных. Хотя для христиан, постоянно оскверняющих себя «телеблудом», не закрыты двери храма (они могут молиться, им разрешают участвовать в Таинствах), но они лишены самого главного – богообщения. Только после искреннего покаяния и по прошествии продолжительного времени может постепенно очиститься их сердце. Но есть еще более глубокая нравственная бездна, край которой там, где дно блуда: это – разврат; об этом сказала нам Библия – языком огня, испепелившего Содом и Гоморру [13]. Что нужно делать, чтобы бороться с этой страстью? Прежде всего не доверять себе, избегать любых поводов и причин к искушению, хранить свое сердце от греховных впечатлений и творить Иисусову молитву. Иисусова молитва и память о смерти не только защищают душу от греховных вожделений, но и очищают память, словно от следов и пятен, от воспоминания прежних грехопадений. Исх. 20, 14.– Ред. ^ См., например: ибо Господь, Бог твой, есть огнь поядающий, Бог ревнитель (Втор. 4, 24); также: Исх. 20, 5; 34, 14 и др.– Ред. ^ Еф. 5, 18.– Ред. ^ См.: Откр. 2, 14–15.– Ред. ^ См.: Откр. 17, 1.– Ред. ^ См.: Откр. 17, 2, 4.– Ред. ^ См.: и убиена бысть земля их кровьми (Пс. 105, 38).– Ред. ^ Цит. по: Преподобный авва Дорофей. Душеполезные поучения и послания… Репр. М., 1995. С. 72.– Ред. ^ См., например: Преподобный Макарий Египетский. Духовные беседы. Слово 1, главы 11 и 12. Репр. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994.– Ред. ^ См.: Преподобный Иоанн, игумен Синайской горы. Лествица. Слово 15, глава 16.– Ред. ^ См.: Иуд. 1, 23.– Ред. ^ См.: 3 Цар. 18, 21.– Ред. ^ См.: Быт. 19, 24–25.– Ред. ^

В качестве дополнения

Вопрос: Почему губителен секс? Ответ: Он лишает человека богообщения – а следовательно, и Царства Божия, которое, по слову Спасителя, внутри нас есть [1]. Заповеди Божии представляют собой нравственные догматы. Завет – это союз, заключенный между Богом и человеческой душой. Бог обещает человеку Свою любовь и вечную жизнь; Он обещает ту Божественную силу, которая называется благодатью; Он обещает воскрешение души и духовную радость на земле, начало богообщения, посредством которого душа человека становится причастницей Божественной жизни и Божественных совершенств; Он обещает нам то, что не видел глаз, не слышало ухо и что не приходило на сердце человеку [2], то есть полноту радости в тех переживаниях и состояниях, которых никогда не испытывал человек. Заповеди – это условие союза. Образно говоря, на них, как на стержень, человек должен нанизать свою жизнь, свои мысли, слова и поступки. Заповеди неразрывно связаны друг с другом, как звенья одной цепи: порвется одно звено – и распадется вся цепь. В Ветхом Завете дана заповедь не прелюбодействовать, в Новом Господь требует целомудрия не только в поступках, но и в мыслях: кто смотрит с вожделением, тот уже прелюбодействует [3]. В заповедях блаженств Господь говорит: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят [4]. Значит, непременное условие для богообщения – чистота сердца. Нечистые сердцем не смогут увидеть Бога, увидеть не визуально, а через особое чувство сердца, просвещенного благодатью. Видеть Бога – значит иметь в своей душе Божественный свет. Святые отцы считали борьбу с блудом одной из самых трудных и опасных для человека, они называли блуд параличом духа. У преподобного Иоанна Лествичника можно найти утверждение, что блуд – самый тяжелый грех после человекоубийства [5]. Человек, поддавшийся другим страстям, согрешил, а совершивший блуд – пал, то есть он сбит с ног демоном и беспомощно лежит на земле. Нужны многие годы покаяния, чтобы блудник вполне получил не только прощение, но и потерянную через грех благодать [6]. Святые отцы учат нас контролировать зрение, слух и прочие свои чувства, чтобы через них не входила в душу никакая грязь, особенно блудная нечистота, иначе пять наших чувств становятся, как пишет преподобный Симеон Новый Богослов, пятью окнами смерти. Хотя бы блудник и посещал церковь, но прежде покаяния и исправления жизни внутренняя, таинственная жизнь Церкви остается для него закрытой – так слепой, стоя на солнце, не может видеть света. Только с покаяния начинается возвращение блудника к жизни, но требуется, как уже было сказано выше, продолжительное время, чтобы очистить сердце от гноя и грязи этого гнусного греха. В Апокалипсисе святой апостол и евангелист Иоанн Богослов свидетельствует о том, что блудники и прелюбодеи, так же как убийцы и чародеи, не войдут в Небесный Иерусалим [7]. И святой апостол Павел пишет: Не обманывайтесь, блудники Царства Божия не наследуют [8]. При этом в один ряд с блудниками он ставит тех, кто занимается искусственным раздражением своего тела [9], тем, что в Библии названо грехом Онана [10]. По сути дела, этот грех предлагается почти во всех руководствах по употреблению противозачаточных средств и так называемому «планированию семьи». Что касается грехов противоестественных, то апостол Павел считает, что о них мерзко даже говорить (См.: Еф. 5, 12.– Ред.). Итак, мы должны сказать прямо и откровенно: секс во всех его проявлениях лишает человека вечной жизни и Бога. Нам скажут: «Теперь другой взгляд на секс». Да, в этом заключается одна из причин внутреннего отречения христиан от Христа. Поэтому христианские регионы и стали сегодня «постхристианскими». Поэтому катастрофически уменьшается внутренний двор Церкви, то есть число тех, чьи сердца действительно находятся в световом поле благодати. Секс уничтожает человеческую личность, он расслабляет волю человека, делает его рабом страстей, похожим на лодку в открытом море во время шторма, которая потеряла управление и оказалась всецело во власти волн. Секс разрушает человеческую нравственность. Для христианина нравственность – это прежде всего состояние души. А для современного человека – всего лишь определенные нормы общежития. Поэтому современный человек двойствен, для него нравственность – это казаться нравственным. Последствие секса не деторождение, а детоубийство. Поэтому секс по природе своей неестествен и жесток. Секс уничтожает уважение людей друг к другу и к себе самим. Секс и разврат сужают жизнь человека до удовлетворения темных инстинктов, живущих где-то на дне подсознания, притом искусственно деформированных, извращенных и искаженных. Человек привыкает смотреть на себя, на других и на саму жизнь бесстыдно и цинично. Если человек только кусок животной плоти, то где место верности и правде, кому быть верным, перед кем говорить правду, да и кому она нужна? Поэтому в наше время ложь и лицемерие становятся универсальным принципом общения. Правда и честность, верность и постоянство – это слова, которыми ловко спекулируют. А если человек живет согласно нравственным принципам, то он вызывает глухое раздражение, в лучшем случае его воспринимают, как чудака, вроде Дон Кихота, а в худшем – как врага общественного спокойствия. Секс, насадителями и защитниками которого в значительной степени являются литература и искусство последних двух веков, в действительности делает жизнь человека бессмысленной, серой и скучной. Если человек преодолеет террор общественного мнения и массовый «гипноз», то положа руку на сердце он должен будет признать, что в культивируемом сексе, который прокручивается по всем каналам телевидения и въелся, как грязь, в человеческую жизнь, нет ничего благородного и ничего радостного, но наоборот – столько унизительного и пошлого! Здесь происходит отключение сознания, как при употреблении наркотиков и алкоголя, а затем человек переживает период внутреннего опустошения и отвращения к самому себе. И здесь, как у алкоголика, появляется зависимость от яда этого греха и происходит постепенная деградация личности на духовном, душевном и даже телесном уровне. Есть еще один, мистический, аспект секса и разврата. Первым обетованием Бога нашим праотцам были слова: «Семя жены сотрет голову змия» [11]. Обряд обрезания в Ветхом Завете имел символическое значение – посвящение потомства Богу. В Новом Завете супружество возведено в степень Таинства. Разврат и секс – посвящение семени диаволу, и это не простой образ или символика. В демонических ритуалах действительно существуют обряды посвящения семени диаволу, потенции жизни – человекоубийце. Секс и разврат являются атрибутом черной магии, свальным грехом заканчиваются празднества в сатанистских сектах. Демоны собираются на запах блуда, словно вороны, слетающиеся к трупу. Человеческое семя становится их добычей, но об этом подробно вряд ли надо писать. Поэтому секс и разврат – это сила, демонизирующая мир, это та страшная опасность, о которой забыли или на которую намеренно закрывают глаза, чтобы не видеть ее подлинного, отвратительного образа. Первый потоп превратил землю в океан. Последний – сожжет и в то же время обновит ее в огне [12]. Но пока, в наше время, идет потоп грязи, в котором тонут не тела, а души людей. Ср.: Лк. 17, 21.– Ред. ^ Ср.: 1 Кор. 2, 9.– Ред. ^ См.: Мф. 5, 28.– Ред. ^ Мф. 5, 8.– Ред. ^ См.: Преподобный Иоанн, игумен Синайской горы. Лествица. Слово 15, глава 47.– Ред. ^ В истории Церкви, в житиях святых можно видеть и такие примеры, когда павшие в грех блуда, обратившись к покаянию, вскоре сподоблялись милости Божией, видимого прощения своих прегрешений и даже благодатных даров. Однако их покаянный труд, их подвиг никогда не был легок, они оплакивали свои падения и терпели жестокую брань от бесов, искушения от людей, различные напасти и телесные недуги, как праведные воздаяния Божии за свою прежнюю греховную жизнь. См., например, житие преподобной Марии Египетской (память 1/14 апреля; в 5-ю Неделю Великого поста), преподобного Нифонта Кипрского (память 23 декабря/5 января), преподобной Таисии Фиваидской (память 8/21 октября), преподобной Пелагии Палестинской (память в тот же день) и др.– Ред. ^ См.: Откр. 21, 8.– Ред. ^ Ср.: 1 Кор. 6, 9.– Ред. ^ См.: Там же.– Ред. ^ См.: Быт. 38, 9–10.– Ред. ^ См.: Быт. 3, 15.– Ред. ^ См.: 2 Пет. 3, 10–13.–Ред. ^

Не укради

Восьмая библейская заповедь гласит: не укради [1], то есть не присваивай себе чужого. Нравственные обязанности человека заключают в себе его отношение к Богу, к людям, к миру, к самому себе, поэтому заповедь не укради распространяется на то, что принадлежит Богу, миру, людям и нам самим. Богу принадлежит человеческая душа. Он создал ее для Себя; человеческая душа – это объект Божественной любви, единственная драгоценность в сотворенном мире, которую Господь хочет иметь Своей [2]; только человеческая душа способна вместить любовь Божию, способна войти в таинственное единение с Богом, стать отражением и как бы отблеском Божественных совершенств. Священное Писание называется Заветом. Завет – это те условия, приняв которые, душа оказывается в поле Божественного света, поскольку человеческая воля согласуется с волей Божией: ведь для того, чтобы вместить любовь Божию, человек должен сам научиться любить Бога, дать благодати Божией место в своем сердце. Первое воровство, которое человек совершил и совершает постоянно,– это кража самого себя у Бога и предание себя этому временному, жестокому и чуждому ему по природе своей миру. Душа – искра Божественного света, она не может найти себя в материальном мире, и человек, украв себя у Бога, украл себя у себя самого. Человек состоит из души и тела, которые имеют свои нужды и потребности. Но бессмертная душа драгоценнее тела настолько, насколько небо выше земли и вечность больше земной жизни. Несколько десятков лет уделено нам для пребывания в этом мире. Однако большую часть этого времени мы тратим на свои телесные нужды и потому постоянно воруем то, что принадлежит душе. Мы созданы для вечной жизни, но, погружаясь в мирские заботы, в их мертвящую пустоту, мы похищаем вечность у своей собственной души. Христианин обязан воскресные дни и дни церковных праздников посвящать Богу, начинать и оканчивать день молитвой. Это время Господь определил для Себя, а мы употребляем его на земные дела и потому снова крадем принадлежащее Богу. Забывая о молитве или молясь небрежно, мы воруем свое сердце у Бога, Который сказал: Сын Мой, дай Мне сердце твое [3]. Вообще каждый грех – воровство самого себя у Бога, Которому мы должны принадлежать и рабами Которого лицемерно себя называем. Единственный, у кого мы не воруем, а кому, напротив, охотно отдаем,– диавол. Он чужой для нас дух. У него нет в нас своего. Однако мы проявляем к нему необыкновенную милость, делимся с ним всем, что имеем, вплоть до собственной души. Духовные блага неделимы. Бог принадлежит одинаково всем, насколько каждый человек внутренне способен вместить в себя любовь Божию, а преходящие блага этого мира скудны и ограничены, поэтому человек, погрузившись в мирскую жизнь, борется с другими за эти блага, хочет отнять их и присвоить себе. То, что мы называем «собственность»,– низший закон справедливости, который противостоит худшему – произволу. Это справедливость нашей падшей природы, это справедливость общества, живущего духом страстей и эгоизма. Сама собственность – это как бы неизбежное и меньшее зло, но она свидетельство того, как мало любви в нашем сердце и в этом мире: мы боремся с теми, кто имеет, как и мы, бессмертную душу и создан по образу и подобию Божию, за бездушные предметы, которые обречены на тление. В притче о неправедном управителе [4] повествуется о том, как человек злоупотреблял доверием своего господина и разворовывал его имение. Это имение – время жизни, силы и способности человека, которые он должен употребить на дела добра и милосердия. Но человек чаще всего употребляет их на удовлетворение своих похотей и страстей. Господь вызвал нас из небытия, и мы ничего не принесли с собой в этот мир. Все, что мы считаем своим,– «неправедное приобретение»; то, что мы имеем сверх необходимого,– знак оскудения нашей любви к людям. Поэтому Господь сказал: горе богатым [5]. Когда мы приобретаем больше, чем нам необходимо, то обездоливаем других. Но само приобретение и вещелюбие несут в себе возмездие человеку, налагая на него тяжесть забот, привязывая его к земле, отнимая у него время и силы, необходимые для главного. Возрастающие накопления, как сгущающиеся тучи, закрывают от нас небо и отнимают у души Бога. Преподобный Симеон Новый Богослов говорил, что потерял любовь тот, кто первый сказал «это мое», а не «это твое»; а первым здесь был Каин, который построил для своего семейства город, обнес его оградой и сказал: «Это мое» [6]. Слово «мое» – это воровство у любви. Бог есть любовь. Если мы имеем больше, чем нам необходимо, это грех против любви к людям, нашим братьям в Адаме и части нас в мистическом теле Христа – Церкви. Это грех против надежды. Мы забываем, что Бог не только Творец, но и Промыслитель, не только Промыслитель, но и Отец, Который не может оставить Своих детей, тем более когда они творят Его волю. Это грех против веры в то, что мы получим воздаяние за все свои дела в вечности, что милость более всех прочих добродетелей способствует вечному спасению. Впрочем, мы редко удерживаемся на грани и этой, как было сказано выше, мирской справедливости, то есть обладания лишь своей собственностью. Мы постоянно пренебрегаем ею, и наша внешняя «порядочность» часто оказывается просто маской вора. Многие не согласятся с этим, но пусть они посмотрят, насколько ложь въелась в нашу жизнь. А кто лжет, тот хочет скрыть; значит, нам все время приходится что-то скрывать. Как часто мы пользуемся доверчивостью людей и платим им неблагодарностью! Как часто мы выказываем ложное расположение к человеку, чтобы воспользоваться его услугами и помощью; как артисты, играем в «любовь» и вовсе не считаем за грех это лицемерие и продажное кокетство. А когда получим, что хотели, и человек станет уже не нужен нам, то смотрим на него как на незнакомого. Более того, зная, что мы должны быть благодарны этому человеку, мы раздражаемся на него, хотим от него отделаться. И здесь происходит парадоксальное, но обычное явление: человек платит злом за добро, и это тоже вид душевного воровства. Человек – образ и подобие Божие, и как бы низко он ни пал, образ Божий полностью не изглаживается в нем: если золото запачкано грязью, то мы все равно отнесемся к нему как к драгоценности, а не как к грязи. Но как часто мы оскорбляем человека, забывая, что он образ Божий, хотя образ потемневший, запыленный, трудноразличимый! И этим мы воруем у человека его вечное достоинство. Ангелы-хранители посылаются Богом на помощь людям, но и они служат человеку с любовью и охотой, как образу Божию, сострадая ему и не отвергая его, а мы из-за пустяков готовы образ Божий – человека – очернить самыми грязными словами и сравнить его с демоном. Это все равно что взять потемневшую от копоти икону, плюнуть на нее и растоптать. Господь говорит: Кто скажет человеку: «безумный», подлежит геенне огненной [7] – именно потому, что таковой отнял у человека славу образа Божия. Значит, оскорбляя человека, мы воруем у него то небесное достоинство, о котором писал псалмопевец Давид: Не много Ты (Господь) умалил его (человека) пред Ангелами [8]. Значит, в обращении с людьми мы постоянно оказываемся ворами. Как часто мы незаконно хотим подчинить себе другого человека, поработить его, превратить в какую-то вещь, принадлежащую нам! Даже Господь уважает личность человека. Он дал ему внутреннюю свободу, а мы привыкли смотреть на ближнего как на инструмент для исполнения своих желаний, планов, то есть как на фигуру на шахматной доске,– и это воровство у человека его свободы. Здесь надо сделать некоторое пояснение. Учитель отвечает за своего ученика, родители – за детей; свобода – это не произвол. Старший в какой-то мере отвечает за младшего, но здесь мы говорим о другом: не об обучении, послушании, а о подавлении человеческой личности, о злоупотреблении своим положением, о бессмысленной придирчивости, о беспрерывной духовной агрессии. Когда учителя или родители превращаются в каких-то рабовладельцев, то их дети и ученики становятся или безвольными существами, или мелкими бесенятами. Общество построено по иерархическому принципу на взаимном соподчинении, но злоупотребление этим принципом является воровством и грабительством. Власть старшего не должна игнорировать личность младшего, но должна иметь в виду его пользу, иначе она превращается в некий пресс. Но еще большую несправедливость человек совершает по отношению к самому себе. Он не может обобрать другого так полно, как самого себя, отнять у другого то самое драгоценное, что отнимает у себя. Мы говорим, что человек состоит из души и тела, но точнее будет сказать: из тела, души и духа, и именно духом он отличается от всех прочих населяющих землю существ. Дух – это обращенность к вечности, благодаря духу человек существует на грани между временным и вечным, между материальным и духовным. Дух человека общается с Богом. А у нас дух обворован, ограблен да еще избит. Душа, обратившаяся к земле, захватила в свою власть мысли, желания и стремления человека. Она похожа на узурпатора, который свергнул царя с престола и заставил его служить рабу, в данном случае – нашему телу [9]. Главная цель человеческой жизни – богообщение. Царствие Божие внутрь вас есть [10],– сказал Господь. Это Царствие – удел Ангелов – мы сами воруем у себя. Наша жизнь – постоянное воровство времени, которым можно было бы приобрести вечность, воровство времени у собственного духа для удовлетворения своих страстей, для пустых дел и еще более пустых разговоров. Если мы окинем свою жизнь внимательным взглядом, попытаемся понять, сколько времени отдали мы своему духу, а сколько – душе, то увидим, что духу мы оставили лишь какие-то малые крохи. Даже некоторые из святых, умирая, просили у Господа отсрочки для покаяния, а мы сами украли у себя время, которое невозможно вернуть, и нагими стоим перед готовой открыться вечностью. Исх. 20, 15.– Ред. ^ «Создал для Себя», «хочет иметь Своей» – эти и другие подобные выражения ни в коем случае нельзя понимать так, что Бог «нуждается» в человеке. Нет, Бог всесовершен и самодостаточен, Он ни в чем и ни в ком не может испытывать недостатка или нужды. Здесь речь идет о любви Божией к человеку, о высшем предназначении человека как существа, сотворенного по образу и подобию Божию.– Ред. ^ Ср.: Притч. 23, 26.– Ред. ^ См.: Лк. 16, 1–8.– Ред. ^ Ср.: Лк. 6, 24.– Ред. ^ См.: Быт. 4, 17.– Ред. ^ Мф. 5, 22.– Ред. ^ Пс. 8, 6.– Ред. ^ Это «противопоставление» души и духа у отца Рафаила, как можно видеть, проходит неоднократно. Но у него же говорится и о том, что «человек состоит из души и тела, которые имеют свои нужды и потребности», причем «бессмертная душа драгоценнее тела настолько, насколько небо выше земли и вечность больше земной жизни» (см. выше, с. 189). Поэтому естественно, что у человека, не знающего различия между тем, что есть дух и что душа, может возникнуть определенное недоумение. Тем более что у разных авторов эти понятия (дух и душа) иногда дифференцируются, иногда же сливаются, выступают в качестве синонимов. Прежде всего необходимо сказать, что, как пишет митрополит Макарий (Булгаков), «по учению Православной Церкви, человек “состоит из невещественной и разумной души и вещественного тела” (Прав. испов. ч. 1, отв. на вопр. 18), след. состоит из двух частей. И это учение есть учение как Ветхого, так и Нового Завета» (Митрополит Макарий (Булгаков). Православно-догматическое богословие: В 2 Т. Репр. М., 1999. С 444). Вместе с тем, однако, в Писании иногда можно видеть упоминание как о те-ле и душе, так о теле и духе. И более того: у апостола Павла встречаются два изречения, в которых душа ясно различается от духа и говорится особо о духе, душе и теле (см.: Евр. 4, 12 и 1 Сол. 5, 23). Митрополит Макарий комментирует это так: «Если слово Божие само себе противоречить не может, если оно так многократно и так ясно говорит только о двух частях в человеке; ес-ли сам ап. Павел с такой раздельностью изображает человека состоящим только из двух частей (1 Кор. 5, 3–5; 6, 20; 7, 34), то быть не может, чтобы в двух означенных местах душа и дух были различаемы в человеке, как особые самостоятельные части, а не в другом смысле. И действительно, они различаются только как две стороны и силы одной и той же духовной природы человека. Св. Павел… обозначает в душе дух, как высшую ее способность» (там же). Подобное сему мы находим и у отца Рафаила. В душе можно разграничить две области деятельности: познание Бога и жизненная деятельность, то есть то, что связано собственно с земной жизнью человека. И первую область следует отнести к высшей, вторую же – к низшей. Это разделение и проводит отец Рафаил, когда с определенной мерой условности говорит о духе и душе. «Дух,– согласно ему,– это око души, обращенное к вечности; душа – это внутренние глаза человека, обращенные к области земного бытия во всех его многогранных аспектах» (Архимандрит Рафаил (Карелин). Тайна спасения. М., 2002. С. 65).– Ред. ^ Лк. 17, 21.– Ред. ^

Не клевещи

К этому призывает нас девятая заповедь [1]. На славянском языке она звучит намного глубже и точнее: Не послушествуй на друга своего свидетельства ложна. Здесь две мысли, или два принципа: другой человек – это друг, и всякое ложное слово о нем – клевета. Прямое значение заповеди: «Не произноси сознательно ложь с целью опорочить человека, не лги на суде, не распространяй тайно ложных слухов, не превращай свой язык в уязвляющее людей змеиное жало». Но если змея поражает одну только свою жертву, в кровь которой выпускает яд, то клеветник отравляет многих, отравляет души тех, кто слушает его и общается с ним. Клевета похожа на заразную болезнь, которая передается от одного больного другому. Поэтому царь Давид сказал в назидание нам: Тайно клевещущего на ближнего своего изгоню [2]. Святые отцы говорили: «Не стыдись прервать клеветника. Слушая его, ты соучаствуешь в клевете». Люди, сами будучи поражены грехом, судят о других по себе, поэтому они охотно верят клевете. Кроме того, два порока, присущие нам,– гордость и зависть – тайно желают унижения и позора другим людям, чтобы человек мог услаждаться мыслью, будто он лучше прочих. Поэтому человек обычно ухватывается за клевету, как за лакомую пищу. Господь заповедал: Не судите [3]. В каждом осуждении человека содержится клевета. Мы ставим человеку оценку, как учитель на экзамене – ученику, выносим ему приговор, как судья – преступнику, говорим о нем так, словно видим самую сокровенность его души или словно вся жизнь его раскрыта перед нами. Свои домыслы о человеке, неверные и шаткие, основанные не столько на фактах, сколько на нашем личном отношении к нему, симпатии или антипатии, мы утверждаем как действительность. В глубине души считая себя безошибочными аналитиками чужих достоинств и недостатков, мы описываем личность другого человека, как ученый – инфузорию, которую он рассматривает под микроскопом. Осуждение – одно из проявлений гордыни, это страсть, которая дает возможность ничтожеству, очерняя других, любоваться собой. Часто люди собираются вместе именно ради осуждения. Как оживляются их лица, каким восторгом горят их глаза, когда они говорят о человеческих слабостях или пороках! С каким торжеством они приносят новости о своих соседях, точно добычу на общий стол! Почти всегда, осуждая и клевеща на других, они оправдывают себя тем, что «борются за правду». Но на самом деле здесь не осуждение порока, а патологическая внутренняя скверна самих судей-клеветников. Такие люди похожи на мух, ползающих по прилавку, на котором лежит мясо, или на червей, поедающих труп. Наше дело – исполнять заповеди, а не судить. Мы сами осуждены (собственными грехами) и нуждаемся в помиловании. Поэтому, осуждая других, мы тем самым как бы просим у Бога наказания за свои грехи, подобные тем, о которых говорим. Премудрый пишет: При многословии не миновать греха [4], потому святые отцы, словно на весах, взвешивали каждое свое слово. Но есть еще один вид клеветы. Это клевета на усопших. Наша оценка людей, живущих рядом с нами, очень ненадежна, а суждения о них поверхностны и односторонни. Между тем мы уверенно судим и выносим приговоры даже тем, кто жил столетия тому назад, то есть мы клевещем не только на живых, но и на почивших. В духовном плане клевета – это убийство и воровство: убийство доброго имени человека и воровство его чести. Клевеща на человека, мы превращаем его из ближнего в чуждого нам, отнимаем у себя возможность любить его, как заповедано Христом, и в мистическом смысле совершаем братоубийство. Душа человека (как наша, так и другого) – это тайна. Разве можем мы знать сердце человека, видеть его стремления, желания, его борьбу со своими страстями, добрые дела, совершенные им, условия, в которых он находился, демоническую силу, действовавшую на него и боровшуюся с ним? Конечно, нет. Поэтому наш суд о человеке никогда не будет свободен от клеветы, почему святые отцы и учили: «Внимай самому себе, суди самого себя, обличай самого себя». Твоя собственная душа – поле, заросшее сорняками и колючками, над которым нужно трудиться всю жизнь. Святые отцы говорили: «Если бы человек понял, что значит: от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься [5], то предпочел бы молчание». А ведь надо помнить и о том, что человек – образ и подобие Божие; следовательно, унижение образа относится и к Первообразу, становится как бы унижением Творца. Как же бороться с клеветой и осуждением – этим обычаем низких душ, этим желанием самоутверждаться в своих собственных глазах за счет уничижения и очернения других? Прежде всего клевета и осуждение – это дефицит любви – основы Евангелия. Поэтому если человек действительно хочет бороться со страстью осуждения, он должен тайно делать ближним добро и молиться за тех, кого в душе желал бы осудить. Затем деланием своим ему постоянно нужно иметь Иисусову молитву, в свете которой сердце познает всю низость и мерзость нашей обыденной клеветы. Осуждение – это тайное желание уничтожить другого, а молитва рождает чувство живого, непосредственного сострадания каждому человеку, когда ближний становится как бы нашим «двойником». Клеветник приносит вред, по крайней мере, трем людям. В первую очередь, самому себе, ибо грязь клеветы, прежде чем воплотится в слове, проходит через его собственное сердце. Затем тому, на кого он клевещет, потому что мало есть людей, которые могли бы переносить клевету спокойно и великодушно: большинство впадает в уныние и гнев, а нередко и отвечает своим обидчикам тем же самым. И, наконец, тому, кто слушает клевету: он мысленно сам начинает осуждать, как бы засасываемый топким болотом. Наслушавшись клеветника, он теряет любовь к человеку и превращается в участника заведомо неправедного суда над своим братом. Безоговорочно верящий каждому слову клеветника – чаще всего даже не соучастник, а своеобразный «медиум» клеветы, как бы зомбированный клеветой. Поэтому святые отцы любили повторять псаломский стих: да не возглаголют уста моя дел человеческих [6]. Единственная совершенная истина, исходящая из уст человека,– это слова молитвы. См.: Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего (Исх. 20, 16).– Ред. ^ Пс. 100, 5.– Ред. ^ Мф. 7, 1.– Ред. ^ Притч. 10, 19.– Ред. ^ Мф. 12, 37.– Ред. ^ Пс. 16, 4.– Ред. ^

В качестве дополнения

Вопрос: Какие вообще грехи совершает человек языком? Ответ: Язык подобен пламени, которое кажется малым, но при неосторожном обращении с ним может обратить в пепелище целый город. Язык подобен малому рулю корабля: он невидим в воде, но неправильный поворот его дает кораблю ложное направление, и чем дальше плывет корабль, тем больше удаляется от цели [1]. Человек назван словесным существом; через слово он обращает в молитве душу к Богу, через слово общается с людьми, через слово приобретает знания, и в то же время неосторожное обращение со словом, распущенность языка ввергает душу человека во множество грехов. Едва ли не половина всех грехов, которые совершает человек, происходит из-за злоупотребления великим даром Божиим – словом. Можно сказать, что во власти языка жизнь и смерть нашей души. Самый страшный грех словом – клятвопреступление. Когда человек клянется ложно, особенно именем Божиим, и призывает Бога в свидетели своих слов, он как бы отдает в заклад свою собственную душу. Он подвергает себя суду Божию как в вечности, так и здесь, на земле. Поэтому грех клятвопреступления называется вопиющим грехом: как пролитая человеческая кровь, так и он вопиет к небесам об отмщении. Клятвопреступник продает свою душу демону, печать Иуды невидимо лежит на его устах. Тот, кто отрекается от Бога,– клятвопреступник: он отрекся от обетов крещения, отрекся от благодати Божией, которую получил в Таинствах Церкви. Он потерял имя христианина. Есть и другой вид отречения от Бога – отречение от монашеских обетов. Монах, живущий в блуде,– постоянный клятвопреступник; по церковным правилам, если такой человек умрет без покаяния и возвращения к монашеской жизни, то его нельзя даже хоронить по-христиански [2]. Особенно страшно, когда такой человек является священнослужителем и совершает литургию: в каждом молитвенном возгласе он как бы произносит самому себе анафему. По откровению, которое было преподобному Макарию Египетскому, души таких людей идут в самую глубину ада См.: Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов. (М., 1999. С. 298.– Ред.). Второй грех – это проклятие, которое человек произносит в состоянии гнева или обиды, иногда даже по отношению к близким ему людям. Проклинать человека значит желать ему наказания на земле и погибели в вечности. Особенно страшно проклятие священнослужителей, а затем – родителей по отношению к детям. Незаслуженное проклятие обращается против того, кто его произносит, а заслуженное омрачает и без того тяжелую жизнь навлекшего его на себя человека, оно как бы въедается в его кости, и он повсюду носит его с собой. Проклятие – это грех против евангельской заповеди: любите врагов ваших [3], против слов апостола: благословляйте, а не проклинайте [4]. Часто сам проклявший другого человека горько раскаивается в том, что он сделал, но слово уже произнесено, адское пламя вырвалось из его уст. Третий грех словом – это клевета, умышленная ложь, посредством которой мы хотим опорочить другого человека, сети, которые мы расставляем ему. В Священном Писании падший ангел именуется диаволом, то есть клеветником. Кто клевещет, кто плетет интриги, кто старается очернить другого человека, тот становится одного духа с диаволом. Клевета – вид человекоубийства через слово. Четвертый грех – осуждение. Господь сказал: У Меня отмщение и воздаяние [5], а человек берется судить других вместо Бога. Каждое осуждение содержит в себе ложь, хотя бы оно и казалось внешне правдоподобным. Ведь Господь будет судить человека не только по его делам, но и по состоянию его сердца, а глубина чужого сердца закрыта для нас, поэтому осуждающий своего брата – слепой судья. Господь сказал: каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить [6]. Значит, человек, осуждающий других, на самом деле осуждает себя. Он как бы требует у Бога наказания за свои грехи; осудить – значит не простить, а не простить – самому остаться непрощенным. Надо сказать, что четкой грани между клеветой и осуждением не существует и злоязычный человек почти всегда оказывается клеветником. Пятый вид греха – это ложь и притворство. В молитве Господней диавол назван лукавым, второе имя диавола – лжец. Господь сказал о Себе, что Его имя – Истина и тот, кто от истины, услышит Его голос [7]. Здесь мы находимся как бы между двух полюсов: истина ведет ко Христу, ложь – к сатане. Современный человек разучился быть самим собой. Он постоянно надевает на себя маски, постоянно играет и лжет. В наше время ложь стала каким-то всеобъемлющим, универсальным грехом. Человек перестал верить другому человеку, в этом заключается одна из причин, почему так тяжело живется в современном мире; ложью человек умертвил свое сердце и угасил любовь. Ложь делает молитву немощной: на небе слышен только голос сердца, а сердце – закрылось для молитвенных слов. Тот, кто сознательно лжет человеку, будет невольно лгать Богу. Ложь наполняет голову целой тучей помыслов. Человек скрывает ложь другой ложью. Один из видов лжи перед Богом – это самооправдание. Святые отцы сказали: «Если к грехам прибавится еще лицемерие, то душа остается неисцеленной». Шестой вид греха словом – это пошлые шутки и скверная брань. В этом случае человек своими словами распространяет вокруг себя духовный смрад; он похож на заряженную грязью бомбу, которая взрывается при малейшем прикосновении к ней и через слух сквернит души других людей; особенно же гнусна брань с упоминанием святыни или кощунственные шутки. Этот грех чаще всего бывает наказан здесь, на земле. Мы говорили о кощунственных шутках, но всякая шутка и насмешка также сродни кощунству. Шутник – младший брат сквернослова: человек – образ Божий, а в шутках этот образ является искривленным и обезображенным. Шутка – проявление души неблагоговейной и похотливой. Следующий вид греха словом – пустословие, навык говорить о ненужном и пустом, наполнять свою и чужую память случайным хламом. Пустословие – это желание говорить, переходящее в привычку. Если пустослов не выговорится, то чувствует себя больным и разбитым, точно алкоголик без вина. Пустословие удаляет благодать Божию. Пустослов становится бременем для окружающих, поэтому нам надо учиться великой науке – молчанию. Пустослов – враг своей души и вор чужого времени. К пустословию примыкает и многословие, но все-таки некоторым образом отличается от него. Многословный человек может говорить о нужном и полезном, но при этом он употребляет такое обилие слов, в котором вовсе нет необходимости. Многословный не может отделить главного от второстепенного; кажется, что он сидит на арбе [8], которая идет настолько медленно, что не знаешь, когда же она доедет, куда ей следует. Беседа с таким человеком оставляет чувство разбитости и утомления, внимание притупляется, и постепенно перестаешь даже понимать, о чем он тебе говорит. Многословие – это одновременно гордость, любящая самовыражаться, и отсутствие культуры мышления. К этому прибавляется также отсутствие уважения к собеседнику, у которого не спрашивают, хочет ли он слушать или же не знает, как выбраться на берег из этого потока слов. С кем особенно необходимо стараться не быть многословным? Во-первых, с человеком старше тебя по возрасту; во-вторых, с тем, кто лучше тебя знает дело, о котором ты говоришь, и понимает с полуслова; в-третьих, с монахом, который по чину своему должен заниматься внутренней молитвой, причем каждое лишнее слово мешает его внутреннему деланию; в-четвертых, с врагом, который хочет поймать тебя на слове, чтобы опорочить; в-пятых, с больным, которого ты пришел проведать; в-шестых, с человеком, у которого мало времени и расписана каждая минута; в-седьмых, с тем, кто беспрерывно перебивает тебя, смотрит во время разговора по сторонам и чаще всего на часы, кто отвечает невпопад (верный признак, что ты наскучил и человек не слушает тебя), кто в твоем присутствии сердится на жену и детей или грубо прогоняет кошку, которая, ласкаясь, трется о его ноги, кто, слушая тебя, закрывает глаза (это значит, что его от твоих слов уже клонит в дремоту. Ведь при интересном разговоре у собеседника глаза раскрыты широко и устремлены в твою сторону). И даже если всего вышеназванного нет, все равно – лучше не многословить. Не следует говорить о том, чего ты не знаешь, в чем ты не уверен, что связано с духовным вредом для слушающих тебя. Нужно говорить о том, в чем ты сведущ, что полезно для других, и при этом говорить кратко. Лучше, если у людей появится желание, чтобы ты говорил еще, чем желание, чтобы ты скорее замолчал. Даже в добром следует соблюдать меру. По слову Премудрого, нашел ты мед,– ешь, сколько тебе потребно, чтобы не пресытиться им и не изблевать его [9]. Вопрос: Когда дискуссия может принести пользу? Ответ: Когда обе стороны хотят поделиться друг с другом информацией и желают выяснить истину и когда человек должен публично защищать свои убеждения. Вопрос: Могут ли споры и дискуссии привести человека к вере? Ответ: Есть два вида неверия: от незнания и от развращенности воли (причем худшее здесь – духовная гордость). Но если в первом случае можно побудить человека более серьезно отнестись к вопросам мировоззрения, то во втором в человеке начинает говорить уязвленное самолюбие, делающее его глухим (но не немым). Вопрос: Кому нельзя верить? Ответ: Человеку, который: много обещает; постоянно говорит о своей чести и о своих достоинствах; хвалит людей в лицо и порицает за глаза; при всяком случае клянется в любви и преданности; употребляет в своей речи слишком много шуток и пословиц. Вопрос: Когда следует прекращать дискуссию? Ответ: Когда человек стремится не понять того, с кем говорит, а утвердить свое собственное мнение. Когда предмет беседы незнаком и неинтересен для собеседника. Когда один перебивает другого. Когда человек повторяет одно и то же. Когда он не говорит, а декламирует, как артист на сцене (это значит, что доказательств у него нет и вместо рассудка в нем действуют эмоции). Когда человек игнорирует факты и вместо ответа на вопрос перескакивает с одной темы на другую. Когда считает себя во всем правым и не признает, что допускает ошибки. Когда человек выступает в роли всезнайки. Когда говорит не о принципах, а о личностях. Когда вместо доказательств выступают язвительные насмешки. Когда человек отвечает не по теме. Когда человек говорит слишком много, не давая собеседнику даже вставить слово (это признак самовлюбленного глупца, который не обладает четкостью мышления, а с наслаждением слушает свой голос, как меломан арию Карузо; в этом случае, если беседа продолжится, то будет уже не диалогом, а двумя изолированными друг от друга монологами). Если человек допускает некорректность в обращении, оскорбительные тон и выражения (юродство без святости теряет свое обаяние и превращается в обыденное свинство). Вообще нужно помнить, что в сердце суммируется жизнь человека и в разговоре, прежде всего, звучат содержание сердца и страсть души. Люди, находящиеся на разных духовных волнах, перестают понимать друг друга: от такой беседы происходит не сближение, а еще большее расхождение. Во всех случаях следует помнить признание преподобного Арсения Великого: «После бесед я часто раскаивался, а после молчания – никогда» [10]. См.: Иак. 3, 6, 4–5.– Ред. ^ См. правило седьмое IV Вселенского собора: «Вчиненным единожды в клир и монахам определили мы не вступать ни в воинскую службу, ни в мирской чин; иначе дерзнувших на сие и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде избрали для Бога, предавать анафеме» (Каноны, или Книга правил святых апостолов, святых соборов, Вселенских и Поместных, и святых отцов на русском языке. СПб., 2000. С. 48–49).– Ред. ^ Мф. 5, 44.– Ред. ^ Рим. 12, 14.– Ред. ^ Втор. 32, 35.– Ред. ^ Мф. 7, 2.– Ред. ^ См.: Ин. 18, 37.– Ред. ^ Арба – повозка.– Ред. ^ Притч. 25, 16.– Ред. ^ Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов. С. 53.– Ред. ^

Не пожелай…

Десятая заповедь Ветхого Завета гласит: Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ничего, что у ближнего твоего [1]. Она похожа на мост, перекинутый между Пятикнижием Моисея и Евангелием. Если первые девять заповедей десятисловия имели в виду главным образом общественную этику и были даны в форме запрещений, похожих на сеть, набрасываемую охотником на дикого зверя – на человеческие страсти (по сути, их цель и заключалась в ограничении и обуздании греха), то десятая заповедь относит понятие нравственности к внутренней, невидимой глазами жизни человека, к области его духа, к источнику его желаний и помыслов, к самому центру человеческого бытия, к его уму и сердцу. Десятая заповедь учит бороться с грехом в самом начале, в самом его зародыше, когда греховный помысл, выплывая из глубины сердца, как спрут из глубин моря, принимает форму образа или еще не высказанного слова. В ней выражено главное аскетическое правило: стоять умом и вниманием у своего сердца и уничтожать греховные помыслы, как садовник вырывает в своем саду первые побеги сорняка, пока они еще не пустили глубоких корней. Святые отцы говорили: Новый Завет в Ветхом скрывается, а Ветхий в Новом открывается. В десятой заповеди сокрыта мораль и нравственность Нового Завета, где главное – состояние человеческого сердца, а дела, поступки лишь проявление и отражение внутренней, сокровенной жизни человека. Святой Иоанн Кронштадтский говорил, что сердце – это в действительности сам человек. Основа всей аскетики – очищение сердца для того, чтобы в нем воцарился Господь. Десятая заповедь говорит о том, что человек не должен желать чужого, не принадлежащего ему, но в высшем, сакральном значении она запрещает желать всего, что чуждо человеческому духу,– страстно желать вещественного, преходящего, обреченного на тление и смерть. С этой заповедью смыкаются слова апостола Иоанна Богослова: Не любите мира, ни того, что в мире [2]. Страсти – это болезненные наросты души, это извращенные и деформированные чувства, это как бы ткань души, наполнившаяся гноем. Не желать чужого – значит не отдавать свое сердце страстям, так как страсти всегда желают чужого. Помыслы и страсти вращают наш ум, как ветер или поток воды – мельничные жернова. Страсти подобны пологу, скрывающему от нашей души свет Божества. Страсти и грех – враги Бога, препятствующие Ему войти в человеческое сердце, как в Свою обитель. Христос, словно нищий странник, стоит за дверями нашего сердца, которые закрыты нами для Него [3]. Но как не желать, если сердце желает, как бороться с помыслами, когда они подобны рою пчел, которые с жужжанием кружатся и ползают в нашей голове, словно в своем домике? Куда бежать от страстей, если они охватили нас, как пламя – дом? Прежде всего – исповедать пред Господом свою немощь и бессилие и внутренне взывать: «Спаси, помоги и помилуй, я не могу победить грех, но Ты – Победитель сатаны и ада – можешь поразить и победить грех в моем сердце». Святые отцы говорят о внутренней борьбе, как о битве Моисея с амаликитянами: когда Моисей крестообразно воздевал руки к небу, побеждали его воины, когда он опускал руки, побеждали амаликитяне [4]. Когда душа взывает к Богу, то не она, а благодать побеждает грех; когда она забывает о Боге, как бы опускает глаза вниз, то побеждают страсти; поэтому святые отцы советуют во время искушения молиться краткими молитвами, подобно тому как короткими и отрывистыми словами зовем мы на помощь во время смертельной опасности [5]. Но святые отцы открыли нам и другой способ духовной борьбы и очищения сердца – стоять с именем Иисуса Христа над своим сердцем, как на утесе над берегом бездонного моря, и отсекать помыслы при самом их приражении. Первое появление помыслов святые отцы называли прилогом. Прилог похож на плод древа познания добра и зла: его можно сорвать, но можно удержать свою руку; здесь еще нет греха, а только выбор. Но если мы помедлим, то наша страстная душа начнет испытывать сочувствие к помыслу. В этом сочувствии есть два элемента: наслаждение и интерес. Это – усвоение греха. Затем происходит сочетание с помыслом: душа как бы отдается ему, он уводит душу за собой, как обманщик уводит ребенка. Сочетание переходит в страсть, которая овладевает человеком, парализует его ум, зажигает в его сердце адский огонь. Эта стадия называется пленением. Человек становится пленником. Воля склонилась, покорилась страсти и перетягивает за собой ум: человек начинает обдумывать, как ему удовлетворить свою страсть. Затем грех воплощается в поступке: это уже падение. Благодать отступает от человека, до искреннего покаяния он пребывает под властью демона. Падение, повторяясь, переходит в привычку, а привычка въедается в саму природу человека, как ржавчина – в железо. И человек своими силами не в состоянии сопротивляться греховной привычке, он постоянно оказывается изменником самому себе. Но при помощи Церкви, ее Таинств, чистосердечной исповеди и молитв он может быть спасен, как вытянутый из водоворота реки; однако борьба эта очень трудная, здесь нужно особое послушание и смирение. Человек вырывается из лап диавола, но раны от когтей врага остаются в его сердце, и они долго гноятся и не заживают. Однако тяжелее всего истинное покаяние для тех, кто занимался прежде магией и оккультизмом. Какие страшные и неожиданные искушения воздвигает против них сатана! Но Господь говорит нам: мужайтесь: Я победил мир [6]. Потеря надежды – это духовная смерть. Чтобы исполнить десятую заповедь, надо стараться стяжать непрестанную Иисусову молитву: благодаря ей постепенно просветляются глубины сердца человека, хотя для этого нужно много времени и усилий. Великие дары Божии требуют великих трудов, иначе они легко теряются, поэтому те, кто хочет исполнить десятую заповедь, должны всегда иметь Иисусову молитву в устах своих. Постепенно имя Иисуса Христа сойдет в глубину сердца, и тогда человек испытает радость духовной чистоты – единственную истинную радость. Исх. 20, 17.– Ред. ^ 1 Ин. 2, 15.– Ред. ^ См.: Откр. 3, 20. Господь «стоит за дверями нашего сердца» не потому, что не может войти, ибо «воспрепятствовать» Богу не в силах ничто. Господь не желает входить в наше сердце, совершая при этом насилие над ним: так ценит Он свободу, которой нас наделил.– Ред. ^ См.: Исх. 17, 8–13.– Ред. ^ Во время искушения, восстания страстей, человек, как правило, приходит в состояние внутреннего смятения, его ум помрачается, рассеивается, и ему трудно бывает молиться многословными, охватывающими многие предметы молитвами. Молитва же краткая имеет то преимущество, что она проста, выражает собой самую сущность прошения человека, то главное, в чем он нуждается. Она скорее воспринимается умом и сердцем, скорее возводит человека к живому памятованию о Боге, Его вездеприсутствии и готовности скоро прийти на помощь к тому, кто о ней вопиет.– Ред. ^ Ин. 16, 33.– Ред. ^

Некоторые мысли о пути спасения

Десятая заповедь Ветхого Завета гласит: Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ничего, что у ближнего твоего [1]. Она похожа на мост, перекинутый между Пятикнижием Моисея и Евангелием. Если первые девять заповедей десятисловия имели в виду главным образом общественную этику и были даны в форме запрещений, похожих на сеть, набрасываемую охотником на дикого зверя – на человеческие страсти (по сути, их цель и заключалась в ограничении и обуздании греха), то десятая заповедь относит понятие нравственности к внутренней, невидимой глазами жизни человека, к области его духа, к источнику его желаний и помыслов, к самому центру человеческого бытия, к его уму и сердцу. Десятая заповедь учит бороться с грехом в самом начале, в самом его зародыше, когда греховный помысл, выплывая из глубины сердца, как спрут из глубин моря, принимает форму образа или еще не высказанного слова. В ней выражено главное аскетическое правило: стоять умом и вниманием у своего сердца и уничтожать греховные помыслы, как садовник вырывает в своем саду первые побеги сорняка, пока они еще не пустили глубоких корней. Святые отцы говорили: Новый Завет в Ветхом скрывается, а Ветхий в Новом открывается. В десятой заповеди сокрыта мораль и нравственность Нового Завета, где главное – состояние человеческого сердца, а дела, поступки лишь проявление и отражение внутренней, сокровенной жизни человека. Святой Иоанн Кронштадтский говорил, что сердце – это в действительности сам человек. Основа всей аскетики – очищение сердца для того, чтобы в нем воцарился Господь. Десятая заповедь говорит о том, что человек не должен желать чужого, не принадлежащего ему, но в высшем, сакральном значении она запрещает желать всего, что чуждо человеческому духу,– страстно желать вещественного, преходящего, обреченного на тление и смерть. С этой заповедью смыкаются слова апостола Иоанна Богослова: Не любите мира, ни того, что в мире [2]. Страсти – это болезненные наросты души, это извращенные и деформированные чувства, это как бы ткань души, наполнившаяся гноем. Не желать чужого – значит не отдавать свое сердце страстям, так как страсти всегда желают чужого. Помыслы и страсти вращают наш ум, как ветер или поток воды – мельничные жернова. Страсти подобны пологу, скрывающему от нашей души свет Божества. Страсти и грех – враги Бога, препятствующие Ему войти в человеческое сердце, как в Свою обитель. Христос, словно нищий странник, стоит за дверями нашего сердца, которые закрыты нами для Него [3]. Но как не желать, если сердце желает, как бороться с помыслами, когда они подобны рою пчел, которые с жужжанием кружатся и ползают в нашей голове, словно в своем домике? Куда бежать от страстей, если они охватили нас, как пламя – дом? Прежде всего – исповедать пред Господом свою немощь и бессилие и внутренне взывать: «Спаси, помоги и помилуй, я не могу победить грех, но Ты – Победитель сатаны и ада – можешь поразить и победить грех в моем сердце». Святые отцы говорят о внутренней борьбе, как о битве Моисея с амаликитянами: когда Моисей крестообразно воздевал руки к небу, побеждали его воины, когда он опускал руки, побеждали амаликитяне [4]. Когда душа взывает к Богу, то не она, а благодать побеждает грех; когда она забывает о Боге, как бы опускает глаза вниз, то побеждают страсти; поэтому святые отцы советуют во время искушения молиться краткими молитвами, подобно тому как короткими и отрывистыми словами зовем мы на помощь во время смертельной опасности [5]. Но святые отцы открыли нам и другой способ духовной борьбы и очищения сердца – стоять с именем Иисуса Христа над своим сердцем, как на утесе над берегом бездонного моря, и отсекать помыслы при самом их приражении. Первое появление помыслов святые отцы называли прилогом. Прилог похож на плод древа познания добра и зла: его можно сорвать, но можно удержать свою руку; здесь еще нет греха, а только выбор. Но если мы помедлим, то наша страстная душа начнет испытывать сочувствие к помыслу. В этом сочувствии есть два элемента: наслаждение и интерес. Это – усвоение греха. Затем происходит сочетание с помыслом: душа как бы отдается ему, он уводит душу за собой, как обманщик уводит ребенка. Сочетание переходит в страсть, которая овладевает человеком, парализует его ум, зажигает в его сердце адский огонь. Эта стадия называется пленением. Человек становится пленником. Воля склонилась, покорилась страсти и перетягивает за собой ум: человек начинает обдумывать, как ему удовлетворить свою страсть. Затем грех воплощается в поступке: это уже падение. Благодать отступает от человека, до искреннего покаяния он пребывает под властью демона. Падение, повторяясь, переходит в привычку, а привычка въедается в саму природу человека, как ржавчина – в железо. И человек своими силами не в состоянии сопротивляться греховной привычке, он постоянно оказывается изменником самому себе. Но при помощи Церкви, ее Таинств, чистосердечной исповеди и молитв он может быть спасен, как вытянутый из водоворота реки; однако борьба эта очень трудная, здесь нужно особое послушание и смирение. Человек вырывается из лап диавола, но раны от когтей врага остаются в его сердце, и они долго гноятся и не заживают. Однако тяжелее всего истинное покаяние для тех, кто занимался прежде магией и оккультизмом. Какие страшные и неожиданные искушения воздвигает против них сатана! Но Господь говорит нам: мужайтесь: Я победил мир [6]. Потеря надежды – это духовная смерть. Чтобы исполнить десятую заповедь, надо стараться стяжать непрестанную Иисусову молитву: благодаря ей постепенно просветляются глубины сердца человека, хотя для этого нужно много времени и усилий. Великие дары Божии требуют великих трудов, иначе они легко теряются, поэтому те, кто хочет исполнить десятую заповедь, должны всегда иметь Иисусову молитву в устах своих. Постепенно имя Иисуса Христа сойдет в глубину сердца, и тогда человек испытает радость духовной чистоты – единственную истинную радость. Исх. 20, 17.– Ред. ^ 1 Ин. 2, 15.– Ред. ^ См.: Откр. 3, 20. Господь «стоит за дверями нашего сердца» не потому, что не может войти, ибо «воспрепятствовать» Богу не в силах ничто. Господь не желает входить в наше сердце, совершая при этом насилие над ним: так ценит Он свободу, которой нас наделил.– Ред. ^ См.: Исх. 17, 8–13.– Ред. ^ Во время искушения, восстания страстей, человек, как правило, приходит в состояние внутреннего смятения, его ум помрачается, рассеивается, и ему трудно бывает молиться многословными, охватывающими многие предметы молитвами. Молитва же краткая имеет то преимущество, что она проста, выражает собой самую сущность прошения человека, то главное, в чем он нуждается. Она скорее воспринимается умом и сердцем, скорее возводит человека к живому памятованию о Боге, Его вездеприсутствии и готовности скоро прийти на помощь к тому, кто о ней вопиет.– Ред. ^ Ин. 16, 33.– Ред. ^