***

Храма в Упертовске никогда не было, но святое место все-таки имелось. Для многих упертовцев таким местом являлся рынок. Впрочем, местному люду нравилось другое слово базар. Каждое воскресенье сотни, если не тысячи жителей Упертовска мал и велик шли сюда. Людей посмотреть, себя показать, узнать последние новости, наконец, прикупить чего-нибудь. Поэтому Асинкрит, ковавший железо, пока оно горячо, знал, что делает, отправляясь рано утром на рынок. А на ловца, как известно, и зверь бежит. "Зверем" оказалась учительница русского языка, нагруженная как хороший тяжеловоз. Женщина она была нрава крутого, но не злопамятного, учителем не блестящим, однако не плохим. Асинкрит, обгоняя ее, очень естественно не заметил свою наставницу, затем, случайно обернувшись, "заметил".

- Валентина Матвеевна, здравствуйте.

- Здравствуй, Сидорин.

- Сумок-то сколько... И, якобы раздумывая, - Можно я помогу вам?

- Они тяжелые, Сидорин.

- Ничего! - и взял у нее все сумки.

- Тебе же в другую сторону, Сидорин, - после минутного молчания произнесла Валентина Матвеевна.

- Пустяки. Да и не в другую вовсе: я в библиотеку. Вы нам столько поназадавали только успевай бегать.

- Что же ты, милый хотел? В выпускном классе учишься. Неужели за ум решил взяться?

- Жизнь заставит, возьмешься, Валентина Матвеевна. Впрочем, пустяки все это.

- Почему пустяки?

- Возьму сегодня Шолохова, хоть ночью, но этот "Тихий Дон" прочитаю. Другое хуже: совесть мучает.

- В каком смысле? от неожиданного поворота разговора учительница даже остановилась.

- В прямом, Валентина Матвеевна. Вот говорят Бога нет, значит, и души нет. Если бы не ваша картошка, я бы показал, что вот здесь у меня... болит.

В этот момент Асинкрит по лицу учительницы понял, что переборщил со своим лицедейством. И поспешил закончить свой "перл" с самым что ни на есть скромным выражением лица:

- Это я от смущения стал болтлив, Валентина Матвеевна. А если серьезно, помните, как вы мне сочинение вернули?

- Как не помнить? нахмурилась учительница.

- Хочу, чтобы поняли меня: вовсе не собираюсь за четыре месяца до экзаменов свои грехи замаливать. Я тогда все искренне писал, но обиделся на вас. Как же, меня не поняли. И только совсем недавно уразумел, что вы мне помочь хотели.

Валентина Матвеевна опять остановилась и пристально посмотрела на Асинкрита.

- Ты и вправду это понял, Сидорин?