О Вивекананде

Неизвестно, был ли знаком Вивекананда с марксизмом, но в его учении повторилась формулировка Энгельса об относительности истины. Эта формулировка дает возможность совершенно произвольно манипулировать понятием истины и выражать в зависимости от ситуации диаметрально противоположные взгляды. Для христианства понятие относительной истины вообще не существует; относительная истина предполагает наличие ошибок и лжи. Чтобы избежать этого неприятного момента, Вивикананда прибегает к диалектическому сальто-мортале. Он объявляет, что все есть одновременно и иллюзия и истина, то есть истина - это аспект иллюзии, а иллюзия - это аспект истины. Замутив воду, он объявляет, что дна не видно не из-за грязи, а из-за глубины. Но, оставив это "открытие" как резервный заслон на случай отступления, он строит другую модель: все религии истинны, и все ведут к единому центру. Предвидя возражения: если все религии ведут к Богу, то зачем ему выступать с новой религией, - он декларирует основу своего учения, обнажает самую его сердцевину, а именно: религии все истинны, однако в разной степени, одни в большей, другие в меньшей.

Здесь Вивекананда опять противоречит себе. Он то призывает каждого остаться со своей традиционной религией, то заявляет о разных уровнях истины в каждой религии и тем самым призывает отвергать худшее и принимать лучшее, то есть отвергать менее совершенную религию ради более совершенной и переходить в нее. При этом совершенно непонятно, какими качествами и свойствами должна обладать более совершенная религия.

Вивекананда считает христианство учением трусов. В своих проповедях он не раз направлял отравленное жало сатиры против Евангельского учения, вернее, против своего карикатурного представления о христианстве. Обращаясь к членам конгресса религий, Вивекананда говорит: "Вы божественно святы и совершенны. Большой грех называть людей грешниками". Это прозрачный намек на учение о первородном грехе, особенно ненавистный самобожникам-йогам. Но, будучи демагогом и популистом, Вивекананда то отрицает историческое существование Христа, то говорит о своем почтении к Нему как к одному из учителей, то влагает в Его уста теософскую йогическую проповедь, то в туманных фразах заявляет, что лучше быть материалистом и атеистом, чем иметь "догматическое мышление". В зависимости от аудитории Вивекананда говорит о религии то как о философской абстракции, где "бог" - только условный знак, за неимением более подходящего слова, то как о социальном учении. Он заявляет, что его бог - это бедный, нуждающийся народ (чем не Фейербах?). Он патетически восклицает, что если в мире будет хоть одна голодная собака, то его религия - накормить эту собаку. Что ж, и Библия говорит, что праведный печется и о жизни скота своего (Притч. 12, 10), заботится о них. Накормить собаку - дело человеческое, но считать это религией, то есть богообщением - дело собачье. Вивекананда, выступая в рабочих районах Чикаго, как Карл Маркс, призывал к борьбе за обилие материальных благ на земле, за царство свободы, равенства и благоденствия. Но на самом деле все это только внешние оболочки антихристианства; это блюда, приготовленные на разные вкусы. Высшей, единственной истинной и универсальной религией Вивекананда считает ведантическую адвайту, которая учит, что видимость и множественность - это иллюзии, история мира - игра Вечного во времени, а человек по природе своей - божество. Существует только один Брахман, идентичный душе человека - Атману. Познавший это становится свободным от всех заповедей и законов. Вне Брахмана не существует никого и ничего.

В своих проповедях Вивекананда говорит о самом страшном и демоническом виде идолопоклонства - самобожии. "Человек - это бог" - вот его религиозное кредо; бог по своей истинной природе. При этом совершенно непонятно - это высшая природа-Атман, соединенная с духом человека, или она запредельна и иррациональна ему, как идея Платона эмпирическому человеку. Начало всякого греха - гордость, поэтому гордый человек одновременно безумец и демон. Посетите психиатрическую больницу: у сумасшедших есть нечто общее, одна идея, которая скрывается под их бредом - это идея их личного величия, не понятого миром. Каждый сумасшедший представляет себя стоящим высоко над миром, властителем или благодетелем человечества. Бреда смирения не существует, есть только бред гордыни. Один называет себя Цезарем, другой Наполеоном, третий - целителем всех болезней, четвертый - ангелом, сошедшим с неба. Даже когда они отождествляют себя с темной силой, они желают, чтобы эта сила была чудовищно великой, например, дракон, демон и так далее. Депрессивные состояния нервнобольных также вызваны убеждением, что весь мир недостоин их и поэтому на них ополчился. Они уходят от всякого контакта с миром в свою болезнь, потому что глубоко презирают мир. Истерия - также результат гордыни, только в более стертой форме: истерик хочет властвовать над другими и поэтому находится в состоянии затяжного конфликта с окружающими его людьми. Имеются и другие виды навязчивых идей и маниакальных состояний, например, на почве страха, или сексуального содержания, но страх - это негатив, тень гордыни. В бреде сумасшедших можно обнаружить одно общее: притязание на исключительное положение среди людей. Оно часто порождает отождествление себя с лицами, которых история называет великими. Если человек, одержимый гордостью, получает власть, то становится настоящим тираном, как обожествленные при жизни Тиберий, Нерон, Чингисхан и Гитлер. Библия говорит, что гордый, надменный сердцем мерзок пред Богом (см. Пр. 16, 5), что первым гордецом и богоборцем был падший архистратиг - сатана. Даже в мирской жизни гордость вызывает отвращение. Гордый всегда одинок, у него нет друзей. В семье он несносен, так как хочет только властвовать, но не может любить. Он насильно навязывает другим свою волю. В общении он вызывает к себе вражду или насмешки и воспринимает это как неблагодарность людей. Если даже гордый обладает талантами, то скоро теряет их, так как перестает видеть свои недостатки и критически относиться к ним. По единодушному утверждению христианских отцов-подвижников, гордость является началом всякого греха. Гордый теряет самопознание и живет в мире фантастических представлений, в царстве своих грез. Высшая гордость - сатанинская гордость - сравнивать себя с Богом. Индуист отождествляет себя с абсолютом. Вивекананда говорит: "Христос и Будда - только волны океана, а я - это океан". Добродетелью и достоинством гордость провозглашали римские цезари и германские нацисты. Нас с детства учли: "Человек - это звучит гордо", мы до сих пор пожинаем плоды этого тонкого нравственного обмана. Некоторых наших современников в индуизме как раз и привлекает мысль о том, что в человеке заложены все совершенства, что он не нуждается в Боге, так как сам божество. Недаром Вивекананда советует своим ученикам: "Не уставайте повторять людям, что они божественны, убеждайте их в этом, и люди придут к вам". Христианство учит о Кресте и жертве, о тяжелой борьбе со своими страстями, особенно с самостью и гордыней. Йога вместо этого предлагает медитацию: "Я есть центр вселенной", и как дополнительное средство - холодные ванны, очистительные клизмы, лечебные позы - асаны (в том числе вверх ногами), дыхание и втягивание воды через ноздрю. Гордый не видит в другом человеке личность, поэтому индуисты представляют мир как театр. Это весьма удобная теория: театр дает острые ощущения и в то же время освобождает от ответственности за свои поступки - ведь это все игра.

III

Вивекананда, обращаясь со своей проповедью адвайты-йоги к европейцам и американцам, часто повторял, что его религия - это свобода. Христос обещал ученикам Своим свободу - свободу от греха, самого жестокого тирана. Вивекананда обещает своим последователям свободу адвайты - свободу от добра и зла. Для христианина свобода воли - неотъемлемое свойство богоподобия, высший дар Бога человеку. Из всех существ земли ему одному принадлежит возможность стать нравственной личностью и осуществлять в своем сердце выбор между добром и злом. Человек сотворен не только индивидуумом, особью, родовым понятием в биологической карте земли, как элемент в таблице Менделеева; он поднят на недосягаемую высоту; он не только в мире, но и над миром. Каждый человек - неповторимое и единственное явление. По словам святых Отцов, одна человеческая душа драгоценнее всего материального космоса. Для христианина свобода - это правильное осуществление свободы воли, это жизнь согласно своему высшему предназначению; свобода - это борьба с поработителем-грехом, мучителем человечества, который пленяет душу, заключает ее в темницу страстей, истинную жизнь в Боге подменяет ложной жизнью - инобытием. Христос даровал свободу в метафизическом и нравственном планах. Заповеди Евангелия - это полнота духовной жизни, свобода как гармония между Божеством и человеком; это снятие внутренних противоречий и поэтому покой и радость души; она требует жертвы, борьбы со страстями и уже здесь, на земле, дает человеку радость высшего бытия. Свобода, которую обещал Вивекананда, - нечто другое. В дохристианские времена, когда грех достиг такой силы, что человечество приблизилось к грани самоуничтожения, языческие религии и философские системы по-своему искали выход из трагической ситуации. Религия, которую впоследствии проповедовал Вивекананда, предлагала путь отказа от добра и зла. Эта идея в ее различных интерпретациях существовала с древних времен у буддистов, в адвайте-йоге, у джайнистов и, наконец, в античном мире у стоиков. Могла ли она спасти человечество? Наверное, если бы могла, то Богу не пришлось бы для его спасения жертвовать Своим Сыном. В дохристианские времена человеку сложно было оценить истинность того или иного пути. Сегодня же, когда христианский путь открыт миру, когда подвижники, поднимаясь по ступеням этого пути, достигали высшего духовного совершенства и дали нам описание, как духовную карту мира, мы можем увидеть, насколько отличается христианство от других учений. В свете христианства эта свобода от добра и зла открывается нам как демоническое состояние отключенности от Бога и мира. Такая ложная свобода открывает дорогу произволу страстей и снимает с человека чувство ответственности. Это свобода от любви к людям как высшей ценности, это свобода от благоговения перед Богом, так как в индуизме личного Бога нет, это свобода от нравственности, так как эзотерические йога и буддизм считают, что божество одинаково проявляется через добро и зло. А на самом деле, то есть для посвященных, такие понятия, как свобода - фикция, они для профанов. С высоты Гималаев и Тибета махатма видит земной шар как огромный мыльный пузырь, переливающийся цветами радуги. Одна-единственная реальность - одинокая мысль, которая бродит в звездном лабиринте Вселенной. Свобода Вивекананды - это свобода падения в бездну, когда человеку кажется, что он летит ввысь. Путь христианина требует непрестанных усилий, борьбы с грехом, покаяния, жертвенной любви и, что особенно несносно гордому сердцу - смирения. Поэтому тот, кто ищет других путей, должен дать ответ перед своей совестью: не духовная ли гордыня и сластолюбие побуждают его обратиться к учению адвайты-йоги? Не те ли самые страсти, которые христианин должен преодолевать, как бы выкорчевывать из своего сердца, делают для иных столь притягательными учения древнего Индостана, - эти гордые, величественные, но мертвые тени, вызванные из небытия гордым, изощренным, но больным и галлюцинирующим умом?

О метампсихозе

Главным нервом, проходящим через все учение индуизма, можно считать метампсихоз, теорию перевоплощений, и неразрывно связанный с ним кармический закон. Карма означает "действие". Это, по мнению индуистов, причинно-следственная связь, такая же механическая и бездушная, как физические законы, управляющие материальным миром. Человеческие поступки подобны прикосновению к пульту сложной машины пальцев, которые направляют ее ход, - эти законы так же неизбежны и безразличны по отношению к человеку, как движение космических тел. Там нет ни любви, ни сострадания, а только воздаяние. Награда и наказание заключаются в неведомом самому человеку содержании его подсознания, в его физической красоте или уродстве, в телесной силе и болезнях и в ситуациях его жизни. Там все размерено и определено. Обстоятельства двух следующих друг за другом воплощений можно сравнить с позитивом и негативом: кто убивал - будет убит, кто спасал других от опасности - будет сам спасен от гибели, кто лгал - будет обманут и так далее. Там законы правосудия, действующие с неумолимой точностью. Но там нет Бога Отца. Там бесстрастный счетчик человеческих деяний. Там судья, в груди которого вместо сердца - книга закона, книга холодная и величественная, как звездное небо. Там нет Бога, который любит и сострадает, который имеет власть прощать за один порыв души. Там огромный компьютер, в который вложена информация о всех существах вселенной; компьютер непрестанно принимает информацию и выдает Ответ. Этот ответ космического компьютера воплощается в новую форму жизни, в новые ситуации. Метампсихоз, по мнению индуистов, должен, в конце концов, превратить исправдом для преступников в храм, где живут святые и мудрецы, а еще вернее - загнать душу человека, как футбольный мяч, после многих ударов судьбы и метаний-бросков по полю, в ворота храма. В учении о метампсихозе нет Бога-Отца, для которого мы малые дети, нет духовной семьи, а вместо нее - огромный детдом, где строгие, но справедливые надзиратели фиксируют каждый поступок ребенка. Здесь система наказаний и поощрений, только с той разницей, что человек в новом воплощении не может понять, за что его наказывают или поощряют: реинкарнация отнимает память о прошлой жизни. Человек похож на того, кто во сне совершил преступление и за это просыпается в тюрьме. Нам могут возразить, что человек не помнит своего раннего детства, только видит отдельные проблески его, как вспышки света во тьме. Но если Христос говорит о детях: не мешайте им приходить ко Мне, потому что таковых есть Царство Небесное (Мф. 19, 14), то индуизм смотрит на ребенка как на несовершенного человека, поэтому аналогии между детством и прошедшей жизнью провести нельзя. Для индуиста грех - незнание и невежество; для христианина грех - это противление воле Божией, то, что стоит между ним и Божеством. Идея человека имеет свое воплощение, то есть идеал в лице Христа Спасителя. У индуистов нет идеала, так как их боги только надевают на себя человеческие маски, а сами люди прикованы к колесу жизни. Может ли бедный пленник быть идеалом? Поэтому механический закон возмездия ориентирован на самого человека. Он находится в амплитуде движения между двумя полюсами: награды и наказания, которые воспринимают как наслаждение и страдание. Карма, как тень, преследует бедного человека. Может ли кармический закон исправить человека? Если человек не помнит своей прежней жизни, то он не сможет осознать, зачем и к чему получает удары или, наоборот, награды. Если он не осмысливает их, то не может приобретать нравственного опыта. Он похож на ребенка, который не понимает, за что его бьют или хвалят. От такого метода воспитания у ребенка может возникнуть не духовность, а невроз. Кармический закон преподается как искупление человека. Но кто принимает это искупление? Если Бог, то бог - это я. Перед человечеством? Но, по мнению веданты, множественность, в том числе и человечество - только фикция. Реален только Брахман. Карма наказывает, не называя вины, как будто на человека накинули одеяло и бьют его, а он не видит, кто бьет, и не понимает, за что. Даже человеческий суд, наказывая преступника, зачитывает его вину перед вынесением приговора. Личность - это то, что ощущает и осознает. Если мы не сознаем и не помним прежних воплощений, то мы уже не личности. Или мы идентичны со своим первым воплощением? Индуисты говорят: с Атманом. Но он тождествен с Брахманом, следовательно, одинаков у всех людей. Буддисты говорят: с дхармой, психо-физическими элементами. Однако оказывается, что дхармы каждый раз слагаются в новую, качественно отличную структуру, следовательно, это уже не я. Из одних и тех же кирпичей можно построить конюшню и дворец. Вышеприведенное сравнение с темным периодом детства ложно еще и потому, что младенец не может сознательно оценить свои поступки, поэтому не ответственен за них, хотя бы произнес кощунство или разбил драгоценность. А в карме как раз ответственность за то, что находится вне сознания. Значит, "я" - это мое подсознание. Но ведь нравственность - это свободный выбор, а подсознание - область импульсивных влечений, инстинктов, неосознанных стремлений. Ситуация должна быть осмысленной, чтобы служить уроком для будущего. Одно страдание не может искуплять или исправлять, часто оно озлобляет человека или доводит до самоубийства. Нравственным фактором является не страдание, а наше отношение к нему. В картине космической причинно-следственности Бог говорит не голосом отцовской любви, а буквой и властью закона, как судья, который своим бесстрастным взглядом нашел соответствующий параграф в кодексе. Сам индуизм ужасается бездушной карме и судорожно ищет избавления от нее. Сколько бы ни делал добрых дел человек, он все равно прыгает с одной вращающейся плоскости на другую, а колеса жизни не выпускают свою добычу из замкнутых кругов. Буддизм предлагает выход из кармического лабиринта: уничтожить в себе желания, не быть привязанным к жизни ни любовью, ни ненавистью, ни добром, ни злом, убить в себе самом бытие. Тогда рассыпятся элементы дхарм, и зубцы колеса не смогут захватить пустоту и небытие, в которых скрылся беглец. Индуизм предлагает поверить, что мир - это мираж; существует только единый Брама. В человеке он пребывает под именем Атмана. ""Я" есть бог" - жуткая формула освобождения. Если это так, то все проявления моей личности божественны и не могут быть обусловлены законом, причиной и следствием. Это свобода от закона. Если буддист опустошает себя ради спасения в нирване, то брахманист опустошает мир, считая его иллюзией. И наконец, есть еще путь. Это путь любви. Но к кому? К безличному Богу? К энергии, к маскам богов? Любить можно личность, поэтому индуизм употребляет тантрические упражнения, пляску, эротические медитации и тому подобное для возбуждения сексуальной энергии, которую воспринимает как трансцендентную любовь. Поэтому в индуизме нет любви к личному Богу, а вместо нее - или холодное размышление о запредельном мире с попытками к систематизациям его, или страстная влюбленность в медитирующих и танцующих богов и богинь - маски безликого абсолюта. Это освобождение от кармы через опьянение, то, о чем древние философы сказали in vino veritas - истина в вине.

Теория перевоплощения извращает нравственную жизнь человека; она усыпляет его духовную бдительность по отношению к темному миру падших ангелов, стремящихся овладеть, как пленницей, душой человека; она вселяет ложные и несбыточные надежды, устилает цветами дорогу, ведущую в ад, поет свою земную песнь детям, играющим на краю пропасти. Христианство говорит: "грех - это самое великое несчастье", среди скоро преходящих скорбей и радостей это зло, которое останется в душе человека, если он не очистит ее покаянием, навеки. Грех - это отречение души от Бога и тайный союз с демоном. Теория перевоплощения говорит обратное: "грех - это только замедление пути, наказанием будет перевоплощение, новое рождение", но так как йоги редко допускают ниспадения в более низкие формы, то это будет движение вперед, только в несколько замедленном темпе. А так как в следующем перевоплощении можно легко наверстать упущенное, то грех (как это ни странно на первый взгляд) становится "билетом" в увлекательное межзвездное путешествие. У человека существует мощный инстинкт жизни, от которого не свободны даже гуру, проповедующие, что жизнь - это мара, зло, а мир - майя, иллюзия. Психологический парадокс состоит в том, что ключом, вращающим колесо перевоплощений, является грех. И поэтому грех в подсознании человека становится не разрушительной силой, не гибелью и хаосом, а таинственной творческой силой, которая удлиняет путь нашего космического бытия, имеет первостепенное значение в формированиях новых "наших" тел в будущих рождениях. Именно не добродетель, а кармический грех собирает дхармы, элементы для новой жизни. Грех - это демиург, творец, строящий и сохраняющий человеческую индивидуальность (особенность и обособленность). Теория перевоплощения говорит: "ты своей божественной природой уже приговорен ко спасению, поэтому все испытай, все испробуй; в этой увлекательной игре нет проигрыша". Это учение вносит путаницу в представление о человеке. Если человек - божественный дух, не осознавший себя, то почему он может и должен осознать себя как материальное тело и дхармы? - Значит, божественный Атман (человеческий дух, тождественный абсолюту) не только находится в плену материальной видимости, которая на самом деле пустота ("Она есть, и она обман". - Вивекананда), но и нуждается в иллюзии для своего самопознания и освобождения. Если человек - это Атман, а тело - иллюзия, то какое отношение имеет иллюзия к вечному духу: она должна быть более чуждой духу, чем одежда. Атман, тождественный Брахману, грешить не может. Личности как духовно-физической монады индуизм и буддизм не признают, - кто же тогда грешит? Если тело, то можно сказать вместе с гностиком Карпократом: "какое мне дело до моего хитона". Теория воплощения убеждает человека, что грех не касается его существа, что это нечто внешнее, а его существо - бессмертный Атман, стоящий выше добра и зла. Теория перевоплощения не дает места для любви к своим близким: они - иллюзия; через космическое мгновение они окажутся уже в других телах, и мы расстанемся с ними навечно. Мать, склоненная над постелью больного ребенка, дети, берущие благословение у умирающей матери - это только "маска". Поэтому Вивекананда говорит: "смейтесь при расставании". Христианство учит о личном бессмертии, о любви, которая переходит в потусторонний мир, о Церкви, которая соединяет живых и умерших; теория перевоплощений со смехом разъединяет людей навечно. Христианство смотрит на семью как на малую, домашнюю церковь. Метампсихоз профанирует понятие семьи. Целомудрие - это состояние больше души, чем тела. Где девственность, если душа у маленькой девочки в прошлых жизнях уже прошла все виды греха и имеет о нем огромный опыт в своем подсознании? Где единство супругов, когда каждый из них сотни раз вступал в брак в предыдущих жизнях и в будущих будут принадлежать другим? Какое может быть единство, если это только этап на пути перевоплощений? - это не любовь, которой нет конца, а, по теории метампсихоза, краткая встреча в шалаше при дороге, после которой путники расстаются навсегда.