Да святится имя Твое. Какое имя Божие здесь нужно подразумевать? Конечно же, то, которое названо в данной молитве, - Отец, Отче наш. Его имя - это любовь, которая распростирается на всех людей, она должна святиться, действовать в наших душах, в наших сердцах, в наших отношениях, в наших поступках - вот чего нам следует просить. Бог не может освящаться, потому что Он свят и выше всякой святости, но Его имя, то есть то, что мы именуем, что мы понимаем и мыслим, должно освящаться благодаря нашим делам, поступкам, мыслям, молитвам, ощущениям; освящаться нашей жизнью, святиться в нас. Однако смысл имени Отец ("Отче наш") шире понятия любви, которое употребляет апостол Иоанн Богослов, говоря: "Бог есть любовь", или по-славянски - "Бог есть любы", потому что любовь только свойство, а Отец - это носитель всех божественных свойств, всех совершенств, в том числе и любви.

Да приидет царствие Твое. Какое царствие? Чего мы желаем, о чем просим? Конечно же, речь идет о Царстве Отца, Царстве любви, всеобъемлющем, на всех распространяющемся, Царстве всепрощающей любви. Мы должны этого Царства желать, должны к нему стремиться, чтобы любовь была подобна некоему государю, который, воцарившись в своем государстве, налагает на всех подданных определенные законы и не терпит нарушений его воли. Так и нам необходимо стремиться к тому, чтобы воля Небесного Отца восторжествовала, а любовь как закон, преподанный Царем Небесным, распространилась на всех, прежде всего на нас, а через нас и на других людей. Вот чего мы должны желать и вот к чему должны стремиться в молитве.

Да будет воля Твоя яко на небеси и на земли. Чья воля? - воля Твоя, воля Отца нашего Небесного. В чем же она должна состоять? В любви всепрощающей и желающей спасения любому человеку, даже самому, с нашей точки зрения, презренному, отвратительному и далекому от Бога. Да будет воля Твоя яко на небеси и на земли. Значит, как на небе все ангелы исполняют только Божию волю и потому имеют единую волю, а не каждый свою (подобно нам), так должно быть и у нас, живущих на земле, - нужно жить, действовать одной волей, стремиться только к спасительной любви. А тогда, когда действует любовь, в человеческих отношениях, конечно, есть кротость, всепрощение, снисхождение, смирение друг перед другом, послушание друг другу и подобные добродетели, потому что никто не хочет исполнять своей воли, а стремится исполнять только волю единого Небесного Бога Отца. Все эти чувства, напоминаю еще раз, необходимы нам во время молитвы, для того чтобы она была истинной, чтобы мы молились так, как научил нас Господь Иисус Христос, а не как мы сами себе представляем по неопытности и ограниченности своего разума.

Хлеб наш насущный даждь нам днесь. - Хлеб наш насущный подавай нам на всяк день (Лк.11:3). Эти слова молитвы можно понимать чрезвычайно возвышенно. Например, святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что под хлебом насущным надо понимать хлеб сверхсущественный, то есть Тело Христово, Которое всякий искренний христианин должен желать вкушать ежедневно. Если же мы не имеем такой возможности, по разным причинам, то во всяком случае желание, жажда, как бы голод духовный по вкушению этого сверхъестественного, сверхсущественного хлеба должен быть во всяком человеке. Возможно и другое толкование: допустимо, может быть с некоторой натяжкой, понимать хлеб насущный как благодать, которая всегда питает человека и, подобно хлебу, делающему нас способными к обычной жизнедеятельности, дает силы для жизни во Христе. Но можно понимать эти слова и совсем просто: под хлебом насущным разуметь собственно хлеб или вообще пищу. То есть мы должны желать хлеба, той минимальной основной пищи, которая нужна человеку для поддержания сил, для продолжения своей жизни, и притом только на сегодняшний день. И действительно, эти слова Иисуса Христа очень соответствуют тому настроению, которое требуется при молитве: хотя человек не может ничего не желать, потому что он нуждается в поддержании своей жизни, но мы должны свести свои желания к минимуму, желать самого необходимого (что и подразумевает под собой слово "хлеб"), и только на сегодняшний день. Если мы не будем заботиться о завтрашнем дне, то сразу отречемся от лишней заботы, что весьма и весьма нужно для того, чтобы правильно совершать молитву.

Хлеб наш насущный подавай нам на всяк день; и остави нам грехи наша, ибо и сами оставляем всякому должнику нашему (Лк.11:4). Человек, более или менее опытный в молитве, имеющий хотя бы минимальный молитвенный опыт, понимает: если мы имеем на кого-то зло, осуждаем или вообще испытываем какие-либо неприязненные чувства, то мы как бы пресекаем действие благодати и молитва наша падает, подобно раненой птице, потому что чувство неприязни лишает нас дерзновения. Когда мы молимся Богу, одной из самых главных целей молитвы является просьба о прощении грехов. Нет человека, который "жив будет и не согрешит", как сказано в богослужебных текстах, и всякий из нас, даже тот, кто почитался бы святым по своим делам, совершал чудеса, имел дар пророчества и стяжал прочие сверхъестественные великие добродетели, в то же время должен сознавать, что он грешный человек и нуждается в милости Божией. Если мы хотим получить прощение грехов, должно самим простить всех, оставить все должникам нашим. Многие из нас удивляются, почему не преуспевают в молитве. Одной из причин такого медленного преуспеяния (или даже полного его отсутствия) является то, что мы испытываем неприязнь по отношению к нашим ближним, не хотим прощать им то, что почитаем за долги перед нами. Неважно, в действительности ли они виноваты или это нам только мнится, - мы должны всем и все простить. Только тогда мы можем рассчитывать, что Бог в молитве услышит нас и простит нам грехи. Простит настолько, в какой степени мы сумели или, вернее, захотели простить нашим должникам.

И не введи нас во искушение. Искушение (испытание) приходит к нам извне, и прежде всего через ум. Например, постигла нас какая-либо телесная скорбь, а мы от нее пришли в ропот - это значит, что мы поддались искушению, если же мы испытываем даже очень тяжкую скорбь, но при этом сохраняем кротость, смирение, благодушие, то искушение не приносит нам вреда. Таким образом, хотя все и приходит к нам извне, но в конечном счете приражается к уму: как мы умом отнесемся к чему-то, таков будет и результат нашей борьбы. Не введи нас во искушение. Мы должны просить у Бога того, чтобы нам именно не войти в искушение. Когда оно находится вовне, когда это, как говорят святые отцы, "прилог", тогда еще можно выйти победителями. Когда же мы уже вошли в искушение и начали соблазняться той или иной сладостью греха или, наоборот, роптать и унывать (неважно, искушает нас враг горечью или сладостью), то мы уже оказались побежденными. На самом деле, когда мы ропщем или унываем, то хоть скорбь и кажется нам чем-то горьким, но в самом ропоте или унынии также есть сладость греха, которой мы в конечном счете всегда и соблазняемся. Поэтому мы должны желать и просить у Бога, чтобы Он не допустил нас войти внутрь искушения, то есть принять помыслы и оказаться умом внутри этого соблазна.

Но избави нас от лукавого. Тут, конечно, проявляется смирение. Мы должны молиться Богу с чувством ненадеяния на себя, мы должны просить Бога о том, чтобы Он не ввел нас в искушение, чтобы избавил от лукавого, потому что тот, кто дерзновенно ищет испытания, - поддался гордости, самонадеянности, и, как правило, такой человек падает. А человек, который постоянно молится Богу, просит, чтобы Он сохранил его от греха, - такой имеет надежду на то, что благодать Божия действительно его сохранит и будет поборать вместе с ним дьявола. Также в этих словах молитвы звучит предостережение против непонимания того, что борьба с соблазнами и искушениями, которую мы испытываем,- это не просто борьба с самими собой (как кажется неопытным людям, да и нам самим, читавшим святых отцов и знающим о существовании нечистых духов). Думая так, мы забываемся. Когда же мы читаем эту молитву, мы должны постоянно вспоминать, что все искушения происходят от дьявола и нужно непрестанно молиться Богу, чтобы Господь защитил, избавил нас от него, так как сделать это своими силами мы никак не сможем. Кроме того, дьявол, который в Священном Писании зовется и сатаной, и клеветником, и другими именами, здесь назван лукавым для того, чтобы мы поняли: искушения и соблазны лукавы, дьявол соблазняет нас через обман, и поэтому нужно быть чрезвычайно внимательными. Всякий раз дьявол искушает нас, изображая зло под видом добра: как изначала человек пал через обман, так и поныне каждый день падает, будучи обманываемым дьяволом, лукавым. Например, нам представляется справедливым наше негодование против тех людей, которые нас обижают, - в этом и состоит лукавство дьявола: показывать справедливость нашей досады, обиды. Другие соблазны действуют так же, заставляя нас увидеть, что действительно (как повествуется в книге Бытия) дерево это доброе и приятное в снедь. Итак, мы должны быть чрезвычайно внимательны и при помощи Божественной простоты отвергать сатанинское лукавство, то есть следовать заповедям, не раздумывая, не размышляя о том, что препятствует их исполнению, забывая, что как будто бы есть справедливая причина, чтобы заповедь нарушить. Это все те настроения, чувства, мысли, которые нам необходимо иметь при молитве, какая бы это молитва ни была: либо "Отче наш", молитва Господня, либо Иисусова молитва (которую мы совершаем или по крайней мере должны совершать непрестанно), либо другое молитвословие. Будет ли это частная, келейная молитва или богослужебная - смысл остается один и тот же.

Молитва Господня - это универсальное учение Господа нашего Иисуса Христа, именно из этого учения произошли все молитвословия Православной Церкви. Если бы какой-либо богослов начал анализировать наше богослужение, в любом богослужебном тексте он мог бы найти мысли и чувства, соответствующие тому, что заложено в молитве "Отче наш", так же, как в маленьком семени по роду какого-либо дерева или злака заложено будущее растение. Но этим не ограничивается учение Господа Иисуса Христа о молитве.

Преподав нам учение о тех настроениях, какие должен испытывать христианин, истинно верующий человек, ученик Христов во время молитвы, Спаситель научил нас и тому, как важно молиться непрестанно. И рече к ним: "Кто от вас имать друга, и идет к нему в полунощи, и речет ему: "Друже, даждь ми взаим три хлеба: понеже друг прииде с пути ко мне, и не имам чесо предложити ему" (Лк.11:5-6). Здесь под такой затруднительной ситуацией изображено наше положение. Допустим, мы попали в самую затруднительную, неудобную для молитвы жизненную или душевную ситуацию - когда Бог не должен бы нас слышать, хотя мы и почитаем Его своим Другом, надеемся на Него и обращаемся к Нему, - нечто подобное и изображено в этой притче: полночь, люди предаются сну и уже не хотят беспокоиться ни по какой причине. Но нужда все-таки заставляет нас обратиться к Богу, и мы прибегаем к Нему и просим, чтобы Он дал нам три хлеба. Под тремя хлебами можно подразумевать, конечно, и просто такое количество пищи, которое необходимо, чтобы с избытком насытить нашего друга. А если искать более глубокий, таинственный смысл, можно предположить, что три хлеба означают благодать, действующую от Пресвятой Троицы: с одной стороны, хлебов три и каждый имеет свой вкус, с другой - сущность их одинаковая, то есть все три хлеба - это благодать, Божественная энергия, Божественное действие, происходящее от всех трех Лиц Пресвятой Троицы. Итак, чтобы для душевного утешения, для утоления душевного голода, который мы испытываем по обращении к вере, получить Божию помощь, мы вынуждены обратиться к Богу. Ведь друг мой с дороги пришел ко мне, то есть, как можно понимать, Господь посетил нас (под путем можно подразумевать путь ко спасению), и мы, начав испытывать духовный голод, обращаемся к Богу с молитвой для того, чтобы утешиться, насытиться Божественной благодатью вместе с нашим Другом, с Господом, явившимся нам в виде веры, в этом Своем действии. Под тремя просимыми хлебами, изображенными в притче, можно понимать и какую-то житейскую земную нужду, вообще жизненную нужду, когда на жизненном пути возникают такие обстоятельства, что мы нуждаемся в помощи Божией, но, казалось бы, в этот момент Бог нас слышать не может: ночь, мы погрузились во тьму греха, мы удалились от Бога и не имеем права ни на какое дерзновение. Но в то же время мы знаем, что это - единственный Друг, Который может нам помочь. И мы обращаемся к Нему, несмотря на то, что, может быть, и стыдимся, и боимся, но другого выхода у нас нет.

Но, как говорит притча, аще и не даст ему, востав, зане друг ему есть [т.е. мы уже не имеем права претендовать, надеяться на дружбу из-за наших грехов], но за безочство его, восстав, даст ему, елика требует (Лк.11:7-8). Ради нашей дерзости, ради нашей неотступности, твердости этот человек был бы вынужден (если такая ситуация случилась бы в жизни) встать и дать хлебы, чтобы от него отстали, потому что лучше таким простым способом избавиться от надоедливого человека, чем терпеть, пока он будет неотступно стучать. Вот и Господь призывает нас именно к такой дерзости. Не нужно думать, что мы должны проявлять подобную дерзость по отношению друг к другу - она необходима по отношению к Богу: просить, стучать, "надоедать" Богу нужно до тех пор, пока Он хоть не по дружбе (ее мы не достойны), но за безочство, за нашу дерзость, неотступность, не даст нам три хлеба и пока мы не насытим нашего друга - что бы ни понимать под этим словом - совесть нашу, веру или жизненную нужду.

И Аз вам глаголю: "Просите, и дастся вам" (Лк.11:9). Еще раз говорится о том, что в молитве необходимо просить неотступно. Если мы будем просить не утомляясь, то обязательно получим. "Ищите, и обрящете". Когда, казалось бы, все уже потеряно и мы даже не знаем, как вернуть благодать; поэтому в данном случае уместнее было сказать не "просите", а "ищите" то, что потеряно. И тогда мы обрящем. "Толцыте, и отверзется вам". Когда мы чувствуем перед собой как бы запертую дверь, преграду между нами и Богом, мы должны толкать, стучать, и эта преграда разрушится, и мы войдем в общение с Богом, как в некий чертог. "Всяк бо просяй приемлет" (Лк.11:10), то есть всякий просящий получает - неважно, добрый или злой, грешный или праведный, умный или простой, понимающий в молитве и начитанный в святых отцах или несведущий в этом; совершенно всякий, исполняющий эту заповедь Спасителя о молитве, обязательно будет услышан: и ищай обретает и толкущему отверзется.

Далее Спаситель взывает к нашему здравому смыслу. Мы имеем по большей части отрицательные впечатления от общения с Богом: мы, как нам кажется, много молимся, но не чувствуем никакого результата и часто, к сожалению, поддавшись ропоту, приписываем это не себе, не своим ошибкам и страстям, а Богу, Его якобы несправедливому отношению к нам. Поэтому Спаситель напоминает нам о том, что понятно всем людям, - о любви родителей к детям, еще раз напоминает нам, что Бог - это наш Отец. Которого же вас отца воспросит сын хлеба, еда камень подаст ему (Лк.11:11). Конечно, любящий отец, какой бы сын ни был непослушный и дерзкий, никогда не подаст ему вместо хлеба камень ...Или рыбы, еда в рыбы место змию подаст ему; или аще попросит яйца, еда подаст ему скорпию (Лк.11:12). Значит, Бог не может, когда мы просим у Него чего-то доброго, дать нам злое или дать нам камень - проявить некую жестокость, холодность, или тем паче вместо рыбы или яиц подать змею или скорпию, то есть причинить нам вред. Это абсурдно и невозможно, потому что если земные родители делают детям добро, то более будет творить его Бог - Отец, Родоначальник всего существующего, Который Сам является источником любви и вообще всякого добра.

Аще убо вы зли суще, умеете даяния блага даяти чадом вашим: кольми паче Отец, Иже с небесе [в Котором нет ничего земного и, тем паче, ничего злого], даст Духа Святаго просящим у Него (Лк.11:13). Это последний и очень важный момент учения о молитве, преподанного ученикам в данной беседе (хотя, конечно, Спаситель многократно возвращался к учению о молитве, но я пока говорю о данной беседе). Кольми паче Отец, Иже с небесе, даст Духа Святого просящим у Него - вот, оказывается, чего мы должны просить у Него, вот что является настоящим благом. Если мы просим у Бога чего-нибудь злого, Он никогда нам этого не даст, и не надо изумляться и представлять Бога будто бы не исполняющим наши прошения; однако что всегда полезно для нас, что всегда нужно и спасительно - это Дух Святой, это благодать Святого Духа, о которой мы и должны с дерзновением просить, при соблюдении тех условий, конечно, которые были изложены ранее Господом Иисусом Христом как в самой молитве "Отче наш", так и в учении о непрестанности, необходимой для молитвы. Не надо ложно смиряться, но нужно дерзновенно просить благодати Святого Духа, и если мы будем делать это неотступно, с любовью к Богу и людям, то благодать Божия нас обязательно посетит; и мы не должны терять этого дерзновения ни под каким предлогом. Вот в чем состоит учение Спасителя. Если же мы не получаем просимого, значит нарушаем одно из условий молитвы, преподанных нам не просто кем-либо из людей, опытных в молитвенном подвиге, а Самим Господом, Который наши молитвы слышит и Который знает, как надо молиться, чтобы они до Него дошли, были Им услышаны и принесли нам пользу. Поскольку нас учит молитве Тот, Кто ее слышит, то в Его учении не может быть никакой неполноты. В связи с последним изречением Господа Иисуса Христа: "Отец, Иже с небесе, даст Духа Святаго просящим у Него" - хочется возразить тем людям, которые под предлогом ложного смирения теряют в молитве дерзновение, успокаиваются и ждут, когда благодать Божия их посетит сама. Под предлогом смирения они на самом деле впадают в нерадение. Я не говорю о том, что мы должны просить такую благодать, какую имел, например, преподобный Серафим Саровский или другие великие подвижники благочестия, но не желать, быть равнодушными к тому, чтобы в нас жил Дух Святой, - это не только ошибка, но даже кощунство. Невозможно быть христианином без благодати Святого Духа. И во время Божественной литургии священник неоднократно молится о даровании этой благодати, иногда даже очень откровенно. Я зачитаю молитву, которую иерей произносит перед самым началом Евхаристии. Во время ектеньи "Исполним молитву нашу Господеви", перед пением Символа Веры, он произносит такие слова: "Господи Боже Вседержителю, Едине Святе, приемляй жертву хваления от призывающих Тя всем сердцем! Приими и нас, грешных, моление, и принеси ко Святому Твоему Жертвеннику, и удовли нас приносити Тебе дары же и жертвы духовныя о наших гресех и о людских неведениих; и сподоби нас обрести благодать пред Тобою, еже быти Тебе благоприятней жертве нашей и вселитися Духу благодати Твоея благому в нас, и на предлежащих Дарех сих, и на всех людех Твоих". Обратите внимание на конец молитвы - о чем здесь священник молится. А некоторые считают себя до такой степени "недостойными", что даже молиться не хотят; так человек "смиряется", что даже четки в руках нудно держать, я уж не говорю об усилии для сосредоточения. "Я недостоин сосредотачиваться", - но это же глупо. "Я недостоин четки перебирать, я недостоин сосредотачиваться, читать вслух Иисусову молитву". Зато достоин высыпаться, вкусно есть, дышать свежим воздухом и отдыхать до полного восстановления сил. Во время самой Евхаристии перед благословением Святых Даров произносятся следующие слова: "Еще приносим Ти словесную сию и бескровную службу, и просим, и молим, и мили ся деем, ниспосли Духа Твоего Святаго на ны...". Кто подразумевается под словом "ны"? Все мы или только священнослужители? А если священник один служит, что очень часто бывает, кого же он подразумевает? Я думаю, конечно же, всех тех, кто вместе с ним молится. "...Ниспосли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащия Дары сия" - и далее уже следует благословение Святых Даров.

То, что я сейчас говорю, не является моим субъективным мнением, поскольку эта мысль содержится в тексте Божественной литургии - самого главного богослужения Православной Церкви. Все мы должны желать, должны просить Бога о том, чтобы всегда пребывать в Святом Духе, - это единственное, что постоянно нам нужно; потому не будем терять дерзновения. Однако при этом необходимо сохранять и смирение, которое состоит в том, что мы не знаем, когда придет благодать, и нуждаемся в терпении. Мы не знаем также, с какой силой благодать будет в нас действовать, и тут тоже необходимо смирение и осознание своего ничтожества, своего убожества. Но быть безразличным к стяжанию благодати, как будто это не имеет никакого значения, - уже кощунство и, можно сказать, хула на Духа Святого. Безразличием к Нему мы показываем, что не любим Бога. Такого ни в коем случае не должно быть, потому что при подобном ложном смирении человек постепенно остывает и забывает о цели своего пребывания в монастыре, ради чего он оставил мир, и в конечном счете поддается действию тех страстей, от которых он, казалось бы, отрекся и ради борьбы с которыми ушел из мира. И вместо того, чтобы искать преуспеяния и возвышения пред Богом, он начинает искать возвышения пред людьми, раздумывая, какую бы ему должность занять, чтобы не быть униженным и обиженным, забывая о том, что как раз унижение, оскорбление, вообще смирение является наилучшим средством приготовить свою душу, свой дух для принятия Божественной благодати.