Ответ. Мало ли что горько. Горько-сладко... Не всегда же сладко будет. Надо себя заставлять. В душе человека постоянно бывает множество перемен. Не может всегда быть какое-то благодатное, мирное состояние. Бывают бури, а бывает спокойствие, бывает горечь, бывает сладость, - потому что человек ведет борьбу. Только у того бывает совершенно неизменное, "твердое" состояние, у кого душа совершенно окаменела и в ней совсем пусто. У того всегда все одинаково. А если у человека пусть даже великая благодать, она все равно может когда-то оскудеть - он от этого будет испытывать какую-то горечь, как пишет о себе, например, старец Силуан. Временами обязательно должна быть какая-то борьба. Конечно же, такой человек станет переживать за близких ему людей, за братьев или сестер во Христе, за Церковь. Иногда он будет горько плакать за весь мир (я имею в виду преуспевших подвижников благочестия), иногда - утешаться какими-то благодатными явлениями. Поэтому перемены непременно будут. Но к ним нужно относиться спокойно. Главное - приучить себя к понуждению. Вот это очень важно.

Вопрос. У святителя Игнатия (Брянчанинова) написано, что в его время, когда приходил новоначальный, искус его продолжался до десяти - пятнадцати лет

Ответ. Не надо о себе говорить: новоначальный - не новоначальный. Это зависит не от того, пятнадцать лет прошло или один год, а от того, как кто подвизается. Один будет новоначальным пятьдесят лет, а другой - всего два-три года. Это зависит от ревности. Мы можем быть новоначальными всю жизнь. Потому что мы не подвизаемся. Страсть возмущается - мы не должны ее удовлетворять, а должны с ней бороться. Можно достигнуть мира, какого-то душевного спокойствия, от удовлетворения страсти, а можно достигнуть его, победив страсть, то есть примирившись со своей совестью. В монастыре страсти человека возмущаются, приходят в движение многократно, от разных обстоятельств: от необходимости оказывать послушание настоятельнице, старшим по работе, от столкновений друг с другом. И человек видит свои страсти, борется с ними. Прежде всего, конечно, эта борьба происходит при помощи Иисусовой молитвы, при помощи откровения помыслов. Святые отцы говорят: "Кто не в борении, тот в прелести". Бывает какой-то момент умиротворения, когда благодать Божия посетит, бывает, что страсти вновь возмущаются.

Конечно, время нужно, да. Я не к тому это говорю, что мы в один день можем измениться, - конечно, нужно терпение, - но говорю к тому, чтобы мы себя таким образом не оправдывали. Время не исцелит нас само по себе. Оно исцеляет тогда, когда мы трудимся. Если мы поле не засеяли, или засеяли, но не обрабатываем, то напрасно мы ждем, что будет урожай: урожая не будет, даже когда и время придет. Придет время снимать урожай, а урожая и нет, потому что мы не работали. Может и такое быть. Поэтому и время нужно, и труд нужен. С той только разницей, что урожай всегда бывает в одно и то же время, а в духовной жизни один раньше приносит плоды, другой позже. В зависимости от ревности, в зависимости от смирения.

Вопрос. Если на исповеди каешься в каких-то несмертных грехах, а священник говорит: "Дай слово, что больше так делать не будешь", - правильно это или нет? А если дьявол искусит?

Ответ. Смотря о чем речь. Если о воровстве, например, то можно дать слово. А если о зависти, то едва ли. "А если диавол искусит?" Что значит диавол искусит? Что вы все диаволу приписываете? Не знаю, в действительности ли так было или это притча, но есть такой рассказ. Один монах решил в страстную пятницу съесть яйцо. Взял, а как его приготовить, это яйцо? Он его на нитку подвесил и стал над свечкой испекать. Но не успел: заходит в келию игумен (обход делал по монастырю) и говорит: "Брат, что ты делаешь, сейчас же страстная пятница?!" А он: "Отче, лукавый меня искусил". Тут бес и говорит: "Отец игумен, не верьте ему, я сам дивлюсь его лукавству". Так что не надо все валить на лукавого. "Диавол искусил". Что же мы тогда делаем в монастыре, если нас во всем "диавол искушает"? Мы же на Страшном Суде не будем говорить, что это нас диавол искусил, а сами мы ни в чем не виноваты. Так и то, о чем ты сейчас говоришь. Это Ева, когда они с Адамом согрешили, сказала Господу: "Змей обольстил меня, и я ела" (Быт.3:13). Или вот другой пример. Господь дал Адаму в раю заповедь не вкушать от древа познания добра и зла. И что, Адам не должен был говорить: "Да, я никогда этого не буду делать", - а должен был сказать: "Я не знаю, а вдруг меня змей искусит", - так что ли? Конечно, мы должны дать обещание не совершать по крайней мере смертных грехов, и изо всех сил молиться Богу, чтобы Он нам помог. Разумеется, диавол может искушать, но и Бог нам помогает.

Вопрос. Если при исповеди помыслов появляются какие-нибудь из упомянутых Вами чувств: тщеславие, осуждение и прочее, - то надо сразу говорить старице?

Ответ. Я думаю, нужно говорить. Обязательно нужно сказать, чтобы тут же уничтожить обаяние этого помысла.

Вопрос. Отчего такая разница между древними христианами и нами в смысле ревности?

Ответ. Спаситель же предсказывает, что по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь (Мф.24:12). Вот, видимо, из-за этого умножения беззакония, из-за умножения соблазанов люди прельщаются, пристращаются к земному и в них ослабевает первохристианская ревность. Собственно, и монашество если не возникло, то по крайней мере распространилось тогда, когда стала ослабевать ревность всего христианского общества. А сейчас и монашество стало уже несоленой солью. Есть такое предсказание, что в последние времена "монахи будут как миряне, а миряне как скоты". Но мы не должны себя оправдывать тем, что о нас это предсказано и что миряне тоже вот такие. Мы должны стараться, если это возможно, стать исключением из общего неприятного, так сказать, правила. Главное - все же приобрести ту ревность, которая была у древних христиан. Мы не можем совершать тех телесных подвигов, какие совершали они, но самые главные подвиги - умное делание, из которого все вытекает, послушание, смирение - это в нашей власти. Тут не нужно какого-то особого телесного здоровья, каких-то особых благоприятных условий, а нужно только одно произволение.

Вопрос. Можно ли спастись без откровения помыслов, а только благодаря исполнению послушания и занятию Иисусовой молитвой?

Ответ. Да. Если нет возможности исповедовать помыслы, то спастись труднее, но можно. А если такая возможность есть и ты ею пренебрегаешь, то это ты уже искушаешь Бога. Даже великие старцы и то советовались, хотя бы со своими учениками. Антоний Великий, например (не помню, кто приводит этот эпизод), получил однажды приглашение от Императора Константина Великого прийти в Константинополь, но не знал, согласиться ему или нет, и спросил об этом своего ученика Павла Препростого. Тот ему и сказал - мудро, но со свойственной ему простотой и безыскусностью: "Если пойдешь в Константинополь, то будешь Антоний, а если останешься, то будешь авва Антоний", - и он остался, не пошел, не изменил своему правилу. Даже люди, достигшие высочайшего духовного преуспеяния, и то советовались, считая это для себя нужным. А если мы думаем, что мы без этого можем обойтись, - это, конечно, самонадеянность.

Вопрос. Очень борет помысел, что старцев теперь нет.

Ответ. Конечно, таких старцев, каким был Антоний Великий или подобные ему древние отцы, через которых Господь открывал Свою волю, очень мало. Но в то же время все монашество основано на старчестве. Есть такое правило, которое запрещает постригать, если нет восприемников. А почему? Потому что человек этот тогда не имеет руководства и может запутаться в монашеской жизни. Однако не нужно относиться к этому и формально: лишь бы кому-нибудь вручить. Так как если мы постригаем и даем восприемника, который является чисто формальным, как бы "ритуальным", и ничего не может сказать своему постриженнику, мы нарушаем это правило не по букве, а по духу. Поэтому монашество без старчества невозможно. Под старчеством же допустимо понимать и руководство таких благодатных старцев, как Амвросий Оптинский (хотя и они не столь великие, как Антоний Великий и древние отцы), и вообще сам институт монашества, когда более опытный, пусть и не прозорливый и не чудотворец, но просто более опытный монах руководит менее опытным. И без этого невозможно. Например, незадолго до революции, кажется в 1911 году, был съезд монашествующих, на котором поднимался и вопрос о старчестве. И возрождение монашества виделось возможным именно в связи с возрождением старчества. Предлагалось способных к тому людей посылать в монастыри, где существовало старчество, чтобы они научились такому руководству и затем сами бы насаждали старчество в тех монастырях, где его нет. Под старчеством же понималось не такое благодатное руководство, как бы пророчество, а именно руководство более опытных менее опытными. И считалось, что в каждом монастыре должен быть старец. В этом виделся залог возрождения и расцвета монашества. А сейчас хотят неведомо чего: или давайте нам Антония Великого, или не надо никого. Когда дело касается еды, то вы же не говорите: "Или дайте нам семгу и красную икру, или вообще ничего не будем есть", - а кушаете то, что Бог пошлет. А в отношении духовной жизни все такие разборчивые, прямо гурманы. Как будто вы все уже испытали, все уже знаете и вам нужно только пророчество. И во времена Антония Великого, уверяю вас, не все были подобными ему. Мы нередко читаем о том, как к Антонию, вообще к великим подвижникам благочестия, приходили со своими учениками некоторые старцы и у них назидались. Значит, и они, эти старцы, по отношению к Антонию также считали себя учениками, но тем не менее руководили другими. Мы знаем про авву Дорофея, что когда сам он считал себя к руководству еще не способным, игумен поручил ему взять себе авву Досифея и им руководить. И это был первый его ученик, на котором он показал, что к руководству способен... сейчас мы со скрипом еще как-то держимся "в рамках", а если лишить вас и того скромного руководства, которое вы имеете, то вы будете просто, так сказать, как дикие животные. Поэтому не нужно пренебрегать тем немногим, что предоставляет Промысел Божий, под тем предлогом, что сестра Д. - это не амма Синклитикия. "Или давайте мне амму Синклитикию, или пойду сейчас спать вместо правила", - так у нас получается. "Если была бы амма Синклитикия, то я бы молилась, а так я лучше посплю еще часика два". Так что ли?