The good part. Conversations with monastics

Ответ. Нет такого места, где Бога было бы меньше, и нет такого места, где Бога было бы больше; если мы говорим: "Отец наш, сущий на небесах", - то не потому, что Он на небесах есть, а здесь Его нет, но потому что там все существа Его славят, Он пребывает во всех, а здесь мы своим произволением от Него удалились. Но если здесь произволение человеческое еще колеблется и возможно изменение, то после нашей кончины, после разлучения души с телом изменение уже невозможно и произволение определяется окончательно. Если человек утвердился в своем отпадении от Бога - вот это и называется адом; там находятся те существа, которые своим произволением окончательно удалились от Бога, и изменения в этом отношении с ними быть уже не может. Потому Бог, конечно же, и там присутствует всем Своим существом не меньше и не больше, чем в любом другом месте пространства, чем на небесах, чем в раю, чем среди серафимов и херувимов, но сами находящиеся в аду существа, демоны и не раскаявшиеся грешники, удалились от Него своим состоянием.

Вопрос. А как же святые места: такое ощущение, что там больше явлено присутствие Божие?

Ответ. Вот ты едешь в святые места, а подвижники уходили в пустыню. Там святых мест не было. Там была пустыня, где подвижники выкапывали себе пещеры. Селились иногда в идольских капищах, которые были отнюдь не святыми, а оскверненными, или на каких-то языческих кладбищах, где толпы демонов на них нападали. Почему они избирали эти места? Потому что искали уединения, тишины и потому что понимали: там легче стяжать внутри себя Бога. Приведу пример. Русские подвижники иеросхимонах Арсений и схимонах Николай подвизались на Афоне. У них был друг иеросхимонах Аникита, из дворянского рода, обладавший некоторыми финансовыми средствами. И как-то, проезжая через Афон, решил он повезти их на Святую Землю. Ну, они, конечно, согласились. И вот на Святой Земле, в Иерусалиме и в прочих святых местах, они тяготились многолюдством и суетой и мечтали скорей вернуться на Афон, в свое уединение. Для нас, конечно же, святая гора Афон - это святыня, но все-таки меньшая, чем места, освященные земной жизнью Спасителя, не так ли? Значит, в уединении, в тишине они ближе были к Богу, чем в суете святых мест. Святые места, освященные жизнью Спасителя, Божией Матери, подвигами святых отцов, именно благодаря жизни и подвигу этих людей являют нам особенную благодать Божию, поскольку, благоговейно относясь к этим местам, вспоминая жизнь святых, мы таким образом приближаемся к Богу. Но вот Серафим Саровский, например, никогда не был на Святой Земле. Он только любил называть по-евангельски разные места, где он подвизался: "он пол Иордана" (по-русски "Заиорданье"), "Гора Елеонская". Конечно же, речка Саровка с Иорданом не имеет ничего общего, но там он больше и глубже постигал описанные в Евангелии события из жизни Спасителя и ближе был к Господу, чем мы, даже когда пребываем на святых местах.

Вопрос. Если человек борется за свое спасение, то разве он должен думать, что он спасен? Он, наверное наоборот, считает себя погибающим? Как это соотнести со спасением?

Ответ. Человек смиряется, кается, но надеется на милость Божию, и в конце концов бывает и извещение. Иные не получают извещения, а другие, имея глубочайшее смирение, несмотря на то, что сами себя осуждают на ад, одновременно чувствуют близость к Богу, и даже необыкновенную близость, и имеют извещение о милости Божией, и пока они так смиряются, до тех пор эта близость продолжается, а по мере умаления смирения удаляется и эта благодать и теряется уверенность в спасении. Тут такие вещи - с точки зрения логики противоречивые, но в духовной жизни естественно сочетающиеся. Чем глубже смирение, тем человек спокойнее себя чувствует: он плачет о своих грехах и в то же самое время весь в надежде, - а когда он теряет память о своих грехах, то забывает не только о надежде, но и вообще обо всем, просто живет с каменным сердцем, и все ему безразлично, нет ни надежды, ни отчаяния.

Вопрос. У грешников, наверное, нет благодати Божией, а как же в таком случае Бог может находиться и в грешниках, и в праведниках?

Ответ. Бог находится и в грешниках, и в праведниках одинаково в том смысле, что Он одинаково дает всем бытие. Именно в этом смысле Сам Спаситель говорит, что Отец ваш Небесный повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф.5:45). Бытие и все блага для бытия даруются всем одинаково. А кроме того, Бог везде одинаково присутствует Своим существом, не только в людях, но везде - в каждой точке пространства, в раю, в аду, на земле, в серафиме и в херувиме, в праведном человеке и в ничтожном каком-то черве, однако являет Себя только существам, способным к Его восприятию, то есть разумным, да и среди этих разумных существ более достойным Он является в большей степени, менее достойным - в меньшей степени, совсем недостойным - никак.

Вопрос. Искупление людей не является для Бога необходимостью, Он мог бы просто взять и прекратить наше бытие?

Ответ. Когда Бог сотворил все существующее и в том числе разумные существа, то Он, конечно же, предвидел падение человека и предусмотрел способы для его спасения, для его искупления после падения.

Мы и сейчас видим, например, что одни люди, прикладываясь к некоторым святыням, святым мощам, к чудотворным иконам, чувствуют особенную благодать, особенное душевное утешение, а другие, бесноватые, испытывают мучение, но Бог же не является творцом зла, не желает их мучить - сама эта благость Божия для них мучительна. На примере этого мы можем представить себе, что будет с нераскаявшимися грешниками в будущей жизни. Благость Божия будет изливаться на всех, но для одних она станет блаженством, для других же - страданием. Итак, Бог всегда думает о спасении человека, а прекратить бытие того или иного разумного существа - это значило бы, во-первых, перестать быть существом любящим, во-вторых, что зло того или иного нераскаянного грешника или демона победило Божественную благость. Он как бы восстал против Бога и сказал Ему: "Напрасно Ты меня сотворил, уничтожь меня". Но благость Божия непобедима, и поэтому она неизреченно изливается даже на те существа, которые Ему не покоряются. Бог не хочет уничтожать разумные существа, потому что любовь Его безгранична и всепобеждающа. Ничто не может подействовать на Божество так, чтобы изменить Его Божественные свойства: любовь, благость и подобные им.

Вопрос. Если времени для Бога не существует, если Он пребывает в постоянном, неизменном настоящем, то как же говорится, что мира сотворенного не было, а потом Бог его сотворил, ведь это тоже изменение? Или нашим ограниченным разумом это постичь невозможно?

Ответ. Безусловно, наш разум ограничен, мы не можем все постичь, и те люди, которые утверждают, что они могут познать Бога, что Бог познаваем в полной мере, конечно, богохульники или просто безумцы. В то же время что-то для нас изъясняется в Божественном Откровении или святыми отцами, и потому этот вопрос тоже имеет ответ. Бог неизменен, и в Нем ничего не изменялось, в том числе и замысел о творении всего существующего также в Нем пребывал всегда. Если бы этого замысла в начале не было, а потом Бог стал бы размышлять и в конце концов пришел к выводу, что нужно это сделать, то, конечно, мы бы предполагали в Нем некоторое изменение. Но поскольку, как мы знаем, Бог - Существо совершенное, Он неизменен и не может быть изменяем ни в смысле умаления Своего совершенства (потому что это значило бы, что Он становится менее совершенным), ни в смысле приобретения каких-то новых совершенств (из чего следовало бы, что Он изменяется от худшего к лучшему), то и замысел о творении мира, или, как говорят отцы, Логос о сотворении мира, также изначала в Нем присутствовал, и потому сотворение мира ничего в Нем не изменило. Мир появился, но в Боге изменения никакого не было, потому что эти слова, логосы, о бытии той или иной вещи, того или иного существа в Нем были, и в Нем остались, и в Нем действуют. Изменилось нечто лишь вне Божества, Он же остался таким совершенным, неизменным, каким и был всегда.

Вопрос. Батюшка, скажите, пожалуйста, может ли у детей быть лукавство? Если я не ошибаюсь, кто-то из святых отцов сказал, что нынешние младенцы своим лукавством превосходят взрослых.

Ответ. Я не знаю, превосходят ли младенцы лукавством взрослых, смотря в каком возрасте; едва ли младенец, который пьет из сосочки молоко, превосходит лукавством взрослых. Все зависит от того, какие взрослые и какие дети. Мне рассказывала одна пожилая женщина, как однажды шалил на улице мальчик лет десяти, грубо себя вел. Эта женщина была, как говорится, старой закалки и решила ему сделать замечание. В это время гроза началась, она ему и говорит: "Ты не боишься ничего, смотри, плохо будешь себя вести, тебя Бог накажет и молния тебя убьет". А он в ответ: "Иди домой и молись". Она ужаснулась и ушла. Что ей говорить таким детям? Лукавство увеличивается в человечестве, наверное, все больше и больше, об этом рассуждает Нил Мироточивый, вероятно, и другие отцы об этом говорят; даже Иоанн Лествичник, который жил, если не ошибаюсь, в VI столетии, пишет: "Почему наши современные подвижники имеют те же подвиги, что и древние отцы, но не показывают такого преуспеяния? Потому что не имеют той простоты и смирения, которые имели древние". То есть уже в VI веке люди не имели той простоты и смирения, какие имели древние отцы. Что уж говорить про наше время! Потому Господь нам и не дает возможности совершать такие подвиги, что из-за нашей гордости, лукавства мы получим от них скорее вред, чем пользу; а больше ведет Он нас путем смирения. Нам ничего не остается, как только смиряться, когда мы видим лишь свое убожество, немощь, нерадение; мы только и должны идти путем, как сказал Нифонт Блаженный, умного делания, растворенного смирением.