Ответ. Я думаю, что можно помочь и как-то объяснить просто: "Прости меня, но я так-то и так-то сделала". Потому что если мы будем отказывать в помощи все время - мы всегда найдем на то причину: или чтобы не опаздывать на послушание, или еще что-нибудь. Думаю, нет ничего страшного в том, что человек на десять минут опоздал, потому что он кому-то помог. Мы же не в армии и не при Сталине; тогда опаздывал человек на работу - его сразу забирали в "черный воронок", закрытую машину без окон, и везли в неизвестном направлении, потом давали ему пять, десять, двенадцать лет.

Вопрос. Можно ли делать замечания сестрам, например, просить не шуметь, когда мешают спать?

Ответ. Конечно, можно. Но только надо все делать спокойно, добродушно. Если кто-то способен шум вытерпеть, то лучше всего терпеть. А если нет, то предпочтительнее сделать замечание в дружелюбном тоне, чем терпеть, внутренне кипеть, а потом не выдержать и закричать.

Вопрос. Не очень понимаю, вредит ли человеку, на которого раздражаешься, это раздражение, если внешне не выражать его?

Ответ. Я думаю, оно вредит только тому, кто раздражается. Но раз ты как-то сдержалась, то это уже кое-что, уже какой-то результат: если ты снаружи не проявила раздражения, значит, ты можешь его постепенно побороть, а если ты проявила его вовне, значит, ты соблазнила еще и сестру.

Вопрос. Я, действительно, раздражаюсь на всякие мелочи и мне очень сильно, невыносимо больно от этих помыслов. Они мне самой уже надоели, я их понести и терпеть не могу. А как от них оторваться и отвлечься, как с ними бороться, как не принимать, что делать в тот момент, когда они сильно находят?

Ответ. Сестры, вы поймите, я не сказал вам: не грешите больше с этой беседы, ни на кого не раздражайтесь. Это невозможно. Я говорил о том, что нужно бороться с этим и не считать, что есть какие-то мелочи, в которых можно себя оправдать. Вот о чем я говорил. А как бороться - это уже другой вопрос. Читать Иисусову молитву, отсекать помыслы, и, конечно, откровение помыслов имеет большое значение. Вот так и бороться. То есть наша беседа была не о том, чтобы не поддаваться страстям совершенно, потому что для новоначального это невозможно; но для достижения даже не бесстрастия, а состояния, когда мы хоть сколько-нибудь собой владеем, необходимо долгое время. Речь идет о том, чтобы не считать наше повседневное общение такой мелочью, к которой вообще неприложимы понятия нравственности, - вот о чем я говорил.

Вопрос. Как быть с бомжами и нищими, которые постоянно ходят в храм и просят денег и продуктов, да еще одни и те же? Я всегда смущаюсь, а вдруг я проявляю нечувствие, немилосердие, то есть не исполняю заповедь.

Ответ. С такими людьми нужно обращаться так, чтобы, с одной стороны, проявить к ним милосердие, с другой - держать их на расстоянии, потому что это люди не только нуждающиеся, но в большинстве своем и развращенные, опустившиеся, способные украсть или еще какую-нибудь гадость сделать. Поэтому мы и помогать им должны, и должны себя обезопасить от них, чтобы просто не заразиться какой-нибудь, допустим, кожной болезнью или педикулезом. Надо балансировать на грани: помогать им, но держать и себя, и других сестер в безопасности от них. Варсонофий Великий советует людям, которые не достойны доверия, давать хлеб и отпускать - накормить, может, или с собой что-то дать. Это очень трудно - и не цинично относиться к таким людям, и в то же время глупостей не делать. Вообще, я не могу дать универсальный совет, я сам порой ошибаюсь; как тут определишь - и человека нуждающегося боишься обидеть, и не хочешь потакать таким вот обманщикам. Очень трудно. Все равно когда-то угадаешь, когда-то ошибешься. Что мы можем сделать?

Вопрос. Мне кажется, что в монастыре я стала холоднее, даже менее вежливой, чем была в миру, потому что уклад жизни, порядки монастыря многому препятствуют.

Ответ. Я не говорил о вежливости в том смысле, что нужно говорить "пожалуйста", "будьте добры", "будьте любезны", "извините" и так далее. Я говорил, что, на худой конец, лучше уж вежливость проявить, но на самом деле нужно быть действительно участливым. Вежливость в монастыре исчезает, как и в семье, где очень трудно себе представить, чтобы все между собой были вежливы. Зачастую даже очень культурные и вежливые люди внутри семьи друг с другом обращаются просто - так и у нас получается. Искусственные средства, прикрывающие отсутствие любви (потому что такова, собственно, и есть вежливость), должны исчезнуть, и необходимо, чтобы вместо них появилась настоящая любовь. Совсем не обязательно употреблять такие волшебные слова, как "спасибо" или "пожалуйста", которым в школе учили, но можно сказать одни и те же слова резко, а можно благожелательно, это зависит от интонации, с какой они произносятся, или от ситуации. Вот о чем идет речь. В миру мы часто бываем вежливыми из-за человекоугодия. С чужим человеком на работе проще, а внутри семьи (можно сравнить нашу монастырскую жизнь с семейной жизнью) любовь проявить труднее. Тут уже настоящее чувство должно быть, а не какая-то вежливость, прикрывающая безразличие.

Вопрос. Слышала, что миряне упрекают нас в холодности и невнимании. Но ведь у них свое представление о жизни, об отношениях между людьми. Почему мы должны вести себя по их меркам, тем более здесь, в монастыре?

Ответ. Нет, конечно, мы не должны вести себя по меркам мирян, но мы и соблазнять их тоже не должны. Как я говорил, нужно отличать любовь от человекоугодия. Часто миряне под любовью понимают человекоугодие: вежливость, ненужный светский разговор без всякой темы. Это лишнее, а приветливость, доброе отношение, участие должно быть. Поэтому мы не можем, конечно, идти на поводу у мирян, но и не должны строить из себя исихастов, людей настолько углубившихся в молитву, что нам нет дела ни до чего внешнего. Мы позволяем себе долго празднословить друг с другом, говоря о своих собственных делах, а когда нужно спросить у какого-нибудь мирянина, для чего он пришел и кого он ждет, чтобы ему подсказать, что делать, или позвать кого-то, тогда уже мы становимся исихастами. Не нужно, конечно, вступать в излишние разговоры, особенно тем сестрам, которые часто сталкиваются с мирянами, например, в храме, не всякому это полезно, но участие должно быть. Если тебе задают богословский вопрос, а ты не знаешь ответ на него, то незачем что-либо изобретать; и если у тебя нет благословения поучать на нравственную тему, на эту тему и не говори, но что-то доброе сказать, буквально два-три слова, ты можешь, например: "Сейчас, подождите, мы позовем священника". Или пусть человек стоит и часами ждет? Почему нельзя подойти и спросить у него: "В чем вы нуждаетесь?", "Для чего вы пришли?" или "Кого вы ждете?" А потом подсказать ему: "Сейчас батюшка выйдет" или "Извините, но батюшки нет", - разве это человекоугодие? Или в этом проявляется угождение мирянам? Когда-то же и вы сами были в таком положении, хоть это вспомните - нравилось ли вам, когда с вами обращались грубо? Или приятнее было, когда к вам внимательно, сочувственно относились, когда вас выслушивали, помогали, подсказывали?

Вопрос. Иногда я хочу чем-нибудь помочь сестре или, как вы говорили сегодня, поприветствовать или посочувствовать, но сразу вспоминаю, что я очень тщеславная, тогда смущаюсь, что опять начну гордиться и тщеславиться. Как быть?