- Да я по ней уже ездил, - отвечаю, а в душе думаю: махну прямо в Оптину к батюшке Амвросию.

Приезжаю, иду в скит, из монахов никого нет.

- Что же, - думаю, - перемерли все, что ли?

Идет навстречу мне мирянин, обращаюсь к нему:

- Скажите, пожалуйста, где же монахи?

- Они по келлиям у себя, а вы, верно, к батюшке Амвросию?

- Да, мне он нужен.

Прихожу, народу было много, пришлось подождать. Наконец батюшка принял меня. Я выразил ему свое желание поступить в монастырь и просил указать, в какой именно.

- Искус должен продолжаться еще два года, - сказал старец, - а после приезжайте ко мне, я вас приму. Сколько вы получаете жалованья?

- Столько-то.

- Ого! Ну, вот вам послушание: пожертвуйте на такие-то церкви.

Между прочим, батюшка назвал церковь Спаса за Верхом, куда велел послать двести рублей. До сих пор я не понял, отчего именно на эту церковь, но, конечно, и это имело свое глубокое значение.

- А в отставку теперь подавать? - спрашиваю.

- Нет, подождать два года.

Приехав в Казань, я распродал свою обстановку, зеркала, картины и поселился в меблированных комнатах. Снял небольшой номерок, в котором было довольно уютно. Чтобы не жить одному, взял к себе сына коридорного, очень хорошего мальчика, лет двенадцати. Где-то он теперь? Не знаю. Говорили, что поступил в монастырь.

Через два года снова отправился к батюшке Амвросию, который в это время находился в Шамордине.

Встретив меня, батюшка сказал:

- Теперь подавай в отставку и к празднику Рождества Христова приезжай к нам, я укажу тебе, что делать.

Когда я вернулся в Казань, мальчик мой очень обрадовался, не знал он, что скоро расстанется со мной навсегда.

Сидим мы раз с ним за чаем.

- А я вас, Павел Иванович, во сне видел, - сказал он.

- Как же ты меня видел?

- Да очень странно. Вижу, будто вы идете из города по направлению к кладбищу во всем белом и поете ирмос "Воду прошед, яко сушу, и египетскаго зла избежав".

Впоследствии мне истолковали этот сон: город - мир; кладбище, которое в Казани было расположено в восточной стороне, означало Горний Иерусалим; шел я, чтобы умереть для мира; белые одежды - убеление души, так как в то время у меня созрело решение оставить все. Ирмос "Воду прошед, яко сушу" поется при отпевании младенцев и означает отпевание умершего для мира.

Выехал я из Казани в Оптину 17 декабря, в день святых отроков Анании, Азарии и Мисаила, спасшихся в вавилонской печи: в этот день я избавился от мира. Приехал в Москву. В моем распоряжении оставалось дня три, а потому я решил остановиться. Под день памяти святителя Петра [5] пошел ко всенощной в храм Христа Спасителя. В церкви царил полумрак, особенно в куполе. Пение мне не понравилось, я начал чувствовать усталость, нетерпение и решил уйти в другую церковь, поискать хороших певчих. Рядом со мной стоял какой-то господин.

- Скажите, пожалуйста, есть ли у вас в Москве храм с хорошими певчими? - спросил я его.

- Да ведь и здесь прекрасный хор.

- Но мне совсем не нравится.