хаотический характер: несмотря на то, что лавки

были закрыты, можно было покупать кое-какую провизию

на рынках. Цены были уже тогда непомерно высокие. Фунт

хлеба стоил несколько сот рублей и масло несколько тысяч. Ни чая, ни кофе нельзя было достать, сушили брусничные и другие листья, а вместо кофе жарили овес или

рожь. Большевики запретили ввоз провизии в Петроград, солдаты караулили на всех железнодорожных станциях и

отнимали все, что привозили. Рынки подвергались разгромам и обыскам; арестовывали продающих и покупающих, но тайная продажа продуктов все же продолжалась, и за деньги

и на обмен вещей можно было не голодать. Многие жили

тем, что продавали оставшиеся драгоценности, меха, картины разным скупщикам — евреям, аферистам, которые

пользовались случаем, приобретая драгоценные вещи за незначительные суммы. Вспоминаю тяжелый день, когда у меня

осталось в кармане всего 5 копеек; я сидела в Таврическом

саду на скамейке и плакала. Когда вернулась домой, моя

мать, которая все лето лежала больная в постели, сказала

мне, что только что был один знакомый и принес нам

20 тысяч рублей, узнав о нашей бедности. После этого он

исчез, и мы никогда не узнали, что с ним стало. Благодаря

его помощи мне удалось послать Царской семье необходимые вещи и одежду. Большевики закрыли мой лазарет, но

мне приходилось платить жалование конторщику, старшей

сестре и т.д., а также оставался инвентарь, хотя большую

часть раскрали служащие; осталась корова и две лошади.

250 А А Танеева (Вырубова), СТРАНИЦЫ МОЕЙ ЖИЗНИ

Когда заведующий лазаретом отказался приехать из Москвы помочь мне ликвидировать, я обратилась к присяжному

поверенному с просьбой помочь мне окончательно развязаться с этим делом. Последний открыл мне глаза на всевозможные злоупотребления писаря и старшей сестры.

Когда же мы призвали его для объяснения, он сказал, что

никаких объяснений он давать не намерен, что оставшееся

имущество и корова принадлежат ему. Когда я стала возражать, прося его отдать корову, так как моя мать, будучи

тяжело больной, нуждалась в молоке, он только смеялся и

затем написал на меня донос в «Че-Ка». 7-го октября ночью мать и я были разбужены сильными звонками и стуком

в дверь, и к нам ввалились человек 8 вооруженных солдат