с Гороховой, чтобы произвести обыск, а также арестовать

меня и сестру милосердия. Все, что им бросалось в глаза, они взяли у нас, между прочим два письма Государя к моему отцу, одно из них — где он пишет о причинах, побудивших его стать во главе армии. Бедная мать стояла перед

ними, обливаясь слезами, умоляя меня не увозить, но они

грубо потребовали, чтобы я скорее простилась. Господь знает, легко ли было это прощание, но Он не оставлял нас, давая силу и спокойствие. Нас повели вниз, где стоял грузовой автомобиль; я села с шофером, было страшно холодно, небо ясное, усеянное звездами; ехали мы быстро по пустым улицам и минут через десять приехали на Гороховую, прошли мимо сонного караула и очутились в канцелярии.

Заспанный грубый комендант записал нас и велел провести

в женскую камеру. В двух грязных комнатах на кроватях, столах и на полу — по две и по три вповалку — лежали

грязные женщины: тут были дамы, бабы в платках и даже

дети. Воздух спертый, ужасный; солдат сидел у двери; сестра милосердия и я сели на единственную свободную кровать и кое-как дожили до утра. Когда стало рассветать, арестованные стали подыматься; солдат с ружьем водил партиями в грязную уборную. Тут же под краном умывали лицо.

Старостой арестованных женщин была выбрана та, которая

дольше всех находилась в «ЧеКа»: таковая была рыженькая

Выборгская тюрьма 251

барышня Шульгина (впоследствии ее расстреляли). Подойдя ко мне, она советовала мне написать прошенье об ускорении моего дела и допроса старшему комиссару. Господин этот, на вид еврей с огромной шевелюрой, вызвал

меня и сказал, чтобы я успокоилась, что он уверен, что

скоро нас выпустят. Солдаты из караула с нами разговаривали, некоторые предлагали за вознаграждение сходить

к матери. Тогда я писала коротенькие письма на клочке

бумаги и по дороге в уборную передавала им. Мама ответила, что делает все возможное для освобождения, что

доктор Манухин тоже везде хлопочет. Большевики ценили его знанье и доверяли ему быть врачом в тюрьмах.

На Гороховой состоял врачом молодой фельдшер, который также относился хорошо к нам, заключенным, и из всех

окружавших имел самый добродушный вид. От него я

узнала о хлопотах Манухина. Мы провели пять дней в этой

кошмарной обстановке, где нас кормили, как зверей.