«...Иисус Наставник, помилуй нас!»
к матери. Тогда я писала коротенькие письма на клочке
бумаги и по дороге в уборную передавала им. Мама ответила, что делает все возможное для освобождения, что
доктор Манухин тоже везде хлопочет. Большевики ценили его знанье и доверяли ему быть врачом в тюрьмах.
На Гороховой состоял врачом молодой фельдшер, который также относился хорошо к нам, заключенным, и из всех
окружавших имел самый добродушный вид. От него я
узнала о хлопотах Манухина. Мы провели пять дней в этой
кошмарной обстановке, где нас кормили, как зверей.
Два раза в день приносили большую общую миску с супом
(вода с зеленью) и по маленькому кусочку хлеба. Некоторые арестованные получали пищу из дому и тогда делились. Вспоминаю одну красивую женщину полусвета —
она одевалась в тюрьме в сквозные платья, душилась, красилась, но была очень добрая и щедро делилась всем, что ей присылали. Была она арестована за то, что помогла бежать своему другу — «белому» офицеру, и была в «восторге», что страдает за него.
Не зная, в чем меня обвиняют, жила с часу на час
в постоянном страхе, как и все, впрочем. Грязь и духота.
Солдаты при смене караула приходили считать арестованных, выкрикивая фамилии. Если кого вызывали на допрос
или уводили куда-то — и те исчезали, или освобождали.
Приходили новые арестованные, на которых все набрасывались с вопросами. Кто лежал, кто разговаривал, но больше всего плакали, ожидая своей участи. Окна выходили
на грязный двор, где ночь и день шумели автомобили. Ночью в особенности «кипела деятельность», то и дело привозили арестованных и с автомобилей выгружали сундуки и
252 А А Танеева (Вырубова). СТРАНИЦЫ МОЕЙ ЖИЗНИ
ящики с отобранными вещами во время обысков: тут были
одежда, белье, серебро, драгоценности — казалось, мы находились в стане разбойников! Как-то раз нас всех послали
на работу связывать пачками бумаги и книги из архива
бывшего градоначальства; под наблюдением вооруженных
солдат мы связывали пыльные бумаги на полу и были
рады этому развлечению. Часто ночью, когда, усталые, мы
засыпали, нас будил электрический свет, и солдаты вызывали кого-нибудь из женщин: испуганная, она вставала, собирая свой скарб, — одни возвращались, другие исчезали... и никто не знал, что каждого ожидает. Сестру милосердия вызвали на допрос: вернулась она радостная и сказала, что ее выпускают и меня тоже вскоре после нее. Но я
недоверчиво отнеслась к этому известию. Часа через два
вошли два солдата и, выкрикнув мою фамилию, добавили:
«В Выборгскую тюрьму». Я была огорошена, просила
солдата показать ордер, но он грубо велел торопиться.