«...Иисус Наставник, помилуй нас!»
Приходили новые арестованные, на которых все набрасывались с вопросами. Кто лежал, кто разговаривал, но больше всего плакали, ожидая своей участи. Окна выходили
на грязный двор, где ночь и день шумели автомобили. Ночью в особенности «кипела деятельность», то и дело привозили арестованных и с автомобилей выгружали сундуки и
252 А А Танеева (Вырубова). СТРАНИЦЫ МОЕЙ ЖИЗНИ
ящики с отобранными вещами во время обысков: тут были
одежда, белье, серебро, драгоценности — казалось, мы находились в стане разбойников! Как-то раз нас всех послали
на работу связывать пачками бумаги и книги из архива
бывшего градоначальства; под наблюдением вооруженных
солдат мы связывали пыльные бумаги на полу и были
рады этому развлечению. Часто ночью, когда, усталые, мы
засыпали, нас будил электрический свет, и солдаты вызывали кого-нибудь из женщин: испуганная, она вставала, собирая свой скарб, — одни возвращались, другие исчезали... и никто не знал, что каждого ожидает. Сестру милосердия вызвали на допрос: вернулась она радостная и сказала, что ее выпускают и меня тоже вскоре после нее. Но я
недоверчиво отнеслась к этому известию. Часа через два
вошли два солдата и, выкрикнув мою фамилию, добавили:
«В Выборгскую тюрьму». Я была огорошена, просила
солдата показать ордер, но он грубо велел торопиться.
Арестованные участливо меня окружили; бедная Шульгина, помню, меня крестила. Меня повели вниз на улицу.
У меня было еще немного денег, и я попросила солдата
взять извозчика и по дороге разрешить мне повидать мою
мать. Уже был вечер, трамваи не ходили, шел дождь. Мы
наняли извозчика за 60 рублей в Выборгскую тюрьму; отдала все оставшиеся деньги солдату, и он согласился остановиться около нашего дома, но требовал, чтобы я отдала
ему кольцо, которое мне все же удалось сохранить. Темнело, верх коляски был поднят. Подъехав к дому, мы зашли
на двор, и я послала дворника наверх. Бедная мама спустилась бегом все шесть этажей, за ней бежал верный Берчик. Солдат волновался и торопил, мы обнялись и расстались.., сказав друг другу несколько слов. Она уверяла, что
в Выборгской тюрьме мне безопаснее, чем на Гороховой, и
что она и доктор хлопочут. В канцелярии Выборгской
тюрьмы нас встретила хорошенькая белокурая барышня;
она обещала помочь меня устроить в тюремную больницу, так как хорошо знала начальника тюрьмы и видела мое болезненное состояние. В первые дни февральской революции, В тюремной больнице 253
когда народ открыл двери тюрем и выпустил всех заключенных, каторжанки защищали своих надзирательниц
от побоев и насилий и, поселившись первое время невдалеке от тюрьмы, наделяли их щедро всем, что имели, отблагодарив их за справедливое и сердечное отношение. Такими и остались надзирательницы, прослужившие многие
годы там, где было больше всего страданья и слез. Вспоминаю их с благодарностью и уважением. Старушка-надзирательница, которая запирала меня эту ночь в холодную