Два раза в день приносили большую общую миску с супом

(вода с зеленью) и по маленькому кусочку хлеба. Некоторые арестованные получали пищу из дому и тогда делились. Вспоминаю одну красивую женщину полусвета —

она одевалась в тюрьме в сквозные платья, душилась, красилась, но была очень добрая и щедро делилась всем, что ей присылали. Была она арестована за то, что помогла бежать своему другу — «белому» офицеру, и была в «восторге», что страдает за него.

Не зная, в чем меня обвиняют, жила с часу на час

в постоянном страхе, как и все, впрочем. Грязь и духота.

Солдаты при смене караула приходили считать арестованных, выкрикивая фамилии. Если кого вызывали на допрос

или уводили куда-то — и те исчезали, или освобождали.

Приходили новые арестованные, на которых все набрасывались с вопросами. Кто лежал, кто разговаривал, но больше всего плакали, ожидая своей участи. Окна выходили

на грязный двор, где ночь и день шумели автомобили. Ночью в особенности «кипела деятельность», то и дело привозили арестованных и с автомобилей выгружали сундуки и

252 А А Танеева (Вырубова). СТРАНИЦЫ МОЕЙ ЖИЗНИ

ящики с отобранными вещами во время обысков: тут были

одежда, белье, серебро, драгоценности — казалось, мы находились в стане разбойников! Как-то раз нас всех послали

на работу связывать пачками бумаги и книги из архива

бывшего градоначальства; под наблюдением вооруженных

солдат мы связывали пыльные бумаги на полу и были

рады этому развлечению. Часто ночью, когда, усталые, мы

засыпали, нас будил электрический свет, и солдаты вызывали кого-нибудь из женщин: испуганная, она вставала, собирая свой скарб, — одни возвращались, другие исчезали... и никто не знал, что каждого ожидает. Сестру милосердия вызвали на допрос: вернулась она радостная и сказала, что ее выпускают и меня тоже вскоре после нее. Но я

недоверчиво отнеслась к этому известию. Часа через два

вошли два солдата и, выкрикнув мою фамилию, добавили:

«В Выборгскую тюрьму». Я была огорошена, просила

солдата показать ордер, но он грубо велел торопиться.

Арестованные участливо меня окружили; бедная Шульгина, помню, меня крестила. Меня повели вниз на улицу.

У меня было еще немного денег, и я попросила солдата

взять извозчика и по дороге разрешить мне повидать мою

мать. Уже был вечер, трамваи не ходили, шел дождь. Мы

наняли извозчика за 60 рублей в Выборгскую тюрьму; отдала все оставшиеся деньги солдату, и он согласился остановиться около нашего дома, но требовал, чтобы я отдала

ему кольцо, которое мне все же удалось сохранить. Темнело, верх коляски был поднят. Подъехав к дому, мы зашли

на двор, и я послала дворника наверх. Бедная мама спустилась бегом все шесть этажей, за ней бежал верный Берчик. Солдат волновался и торопил, мы обнялись и расстались.., сказав друг другу несколько слов. Она уверяла, что