солдат мы связывали пыльные бумаги на полу и были

рады этому развлечению. Часто ночью, когда, усталые, мы

засыпали, нас будил электрический свет, и солдаты вызывали кого-нибудь из женщин: испуганная, она вставала, собирая свой скарб, — одни возвращались, другие исчезали... и никто не знал, что каждого ожидает. Сестру милосердия вызвали на допрос: вернулась она радостная и сказала, что ее выпускают и меня тоже вскоре после нее. Но я

недоверчиво отнеслась к этому известию. Часа через два

вошли два солдата и, выкрикнув мою фамилию, добавили:

«В Выборгскую тюрьму». Я была огорошена, просила

солдата показать ордер, но он грубо велел торопиться.

Арестованные участливо меня окружили; бедная Шульгина, помню, меня крестила. Меня повели вниз на улицу.

У меня было еще немного денег, и я попросила солдата

взять извозчика и по дороге разрешить мне повидать мою

мать. Уже был вечер, трамваи не ходили, шел дождь. Мы

наняли извозчика за 60 рублей в Выборгскую тюрьму; отдала все оставшиеся деньги солдату, и он согласился остановиться около нашего дома, но требовал, чтобы я отдала

ему кольцо, которое мне все же удалось сохранить. Темнело, верх коляски был поднят. Подъехав к дому, мы зашли

на двор, и я послала дворника наверх. Бедная мама спустилась бегом все шесть этажей, за ней бежал верный Берчик. Солдат волновался и торопил, мы обнялись и расстались.., сказав друг другу несколько слов. Она уверяла, что

в Выборгской тюрьме мне безопаснее, чем на Гороховой, и

что она и доктор хлопочут. В канцелярии Выборгской

тюрьмы нас встретила хорошенькая белокурая барышня;

она обещала помочь меня устроить в тюремную больницу, так как хорошо знала начальника тюрьмы и видела мое болезненное состояние. В первые дни февральской революции, В тюремной больнице 253

когда народ открыл двери тюрем и выпустил всех заключенных, каторжанки защищали своих надзирательниц

от побоев и насилий и, поселившись первое время невдалеке от тюрьмы, наделяли их щедро всем, что имели, отблагодарив их за справедливое и сердечное отношение. Такими и остались надзирательницы, прослужившие многие

годы там, где было больше всего страданья и слез. Вспоминаю их с благодарностью и уважением. Старушка-надзирательница, которая запирала меня эту ночь в холодную