Преступая заповедь Божию, человек свободно, без принуждения внешнего противопоставлял свое собственное "я", свой эгоизм — Богу, вместо Бога полагал самого себя центpом своей жизни, свою волю — своим законом, самого себя — своим богом, и таким образом ставил себя во враждебное отношение к Богу, делался истинным врагом Бога. Человек обособился от Бога, стал служить своему "я" и поработился миру, от которого начал искать счастья. Следствием этого отчуждения от Бога явилось полное извращение жизни не только самого виновника — человека, но и всей природы. Из-за преобладания эгоизма утрачено было единение: не только человека с Богом, но и человека с человеком. В этой разобщенности исчезла любовь, появилась вражда и как высшее и худшее ее проявление — убийство. В убийстве Авеля впервые кровь человека оросила землю. Далее жизнь становится все хуже и безотраднее. Нависшие над ней тучи зла сгущаются все более и более. Разврат и нравственное одичание достигают такой степени, что потребовался потоп, чтобы уничтожить зло и омыть оскверненную землю. Но хотя в потопе погиб почти весь род человеческий и сохранены были лишь немногие лучшие, но все же семя зла в них осталось и опять пустило свои ядовитые побеги, разраставшиеся все гуще по мере размножения человечества. Жизнь становилась невыносимой. Единственный исход из этого ада состоял в возвращении человека к Богу, в восстановлении связи с Ним. Но на этом пути необходимо было устранить величайшее препятствие, каким служит грех. Гpex-то именно и есть главная причина разобщения челевека с Богом, им-то и устанавливается и поддерживается великая бездна между Богом и людьми.

Прежде всего грех уже сам по себе служит причиною разобщения Бога и человека: грех есть удаление человека от Бога мыслью, чувством, желанием, делом. Кроме того, грех ведет к разобщению с Богом не менее этого еще и тем общим душевным состоянием нечистой совести, которое является в нас следствием греха, создается грехом. Удаление души от Бога, или грех, немедленно отражается в душе человека, в его совести тревогою, чувством страха, виновности. Человек находится в положении раба, который чувствует над собой занесенный бич хозяина. Чувства любви и близости к Богу изгоняются страхом перед Богом, а страх этот убивает религиозные стремления души, ее тяготение к Богу, заставляет бежать от Бога, не думать о Боге, гнать самую мысль о Боге, вечности, религии, до полного ее исчезновения или неверия, до отрицания бытия Божия.

Призрак страшного Бога;, рожденный душевным мраком, стоит преградою между людьми и Богом, ослабляет в них стремление к Богу и порождает отчаяние.

Преграда эта между Богом и людьми может быть устранена только действительным искуплением греха. Грех должен быть искуплен по требованию одного из основных начал нравственной жизни, начала справедливости. Закон возмездия не может быть отменен или нарушен в силу основного свойства Божественного Промысла, управляющего миром, — свойства правосудия.

Правда Божия, оскорбленная грехом, должна быть удовлетворена.

Как ни глубоко пал человек вследствие греха, но он всегда чувствовал неумолимую силу этого закона правды; всегда сознавал необходимость удовлетворения за грех. Все религии, самые грубые и, первобытные, стремились к тому, чтобы найти способ этого удовлетворения, и сама сущность всякой религии, выраженная словом religio (от religo), состоит именно в действительном или мнимом восстановлении связи между Богом и человеком. Жертвами, религиозными обрядами и церемониями человек стремился умилостивить Бога, чтобы вместо разгневанного Судии снова найти в Нем любящего Отца. Это основное стремление принимало в разных религиях разнообразные, иногда дикие и чудовищные формы.

Религия Индии предполагала достигнуть примирения с Богом путем самоистязаний и доведения человека до умственной бессознательности. Восточные религии Ассирии и Вавилона во имя этого примирения освящали распутство как средство умерщвления плоти. Во многих местах практиковались человеческие жертвоприношения. Часто на раскаленные руки идолов бросали младенцев. И все это не достигало цели. Человек не находил успокоения. В этом ужасе человеческих жертвоприношений, в этих оргиях распутства можно было найти временное опьянение; можно было на время заглушить в душе стон отчаяния, но очищения совести и внутреннего мира все это человеку не давало.

Человечество долго и тщетно истощалось в поисках мира душевного, искупления греха. Искупление не достигалось жертвами, и ничем не удавалось побороть рабский страх перед Богом, чувство разобщности с Ним и отчуждения.

Но требование такой жертвы выше сил падшего человека; он мог пасть, но не может восстановить самого себя; мог внести в себя зло, но бессилен уничтожить его. Отсюда его послушание Богу после падения всегда неразлучно с противлением Богу; его любовь к Богу нераздельна с самолюбием; зло прививается ко всем добрым и чистым движениям души и оскверняет самые чистые и святые минуты нравственной жизни. Вот почему человек не мог принести жертвы достаточной по своей безукоризненной чистоте и нравственному достоинству для того, чтобы покрыть свой грех и удовлетворить правде Божией. Его жертвы не могли смыть греха, потому что сами не чужды были эгоизма.

Это мог сделать только Господь. Только Сын Божий мог сказать: "Моя воля — воля Отца Небесного", —

Святость и безгрешность Иисуса Христа, Его Божественная природа сообщали крестному жертвоприношению значение столь великое и всеобъемлющее, что эта одна искупительная жертва была не только достаточна вполне, чтобы покрыть и загладить все преступления рода человеческого, но и бесконечно их превосходила на весах Божественного правосудия. Если преступлением одного подверглись смерти многие, — говорит апостол Павел, — то тем более благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа, преизбыточествует для многих. И дар не как суд за одного согрешившего; ибо суд за одно преступление — к осуждению; а дар благодати — к оправданию от многих преступлений (Рим. V, 15–16).

Вот для чего, по премудрому плану Божию, нужны были страдания и смерть Господа Искупителя. Этими страданиями человечество обрело наконец мир душевный, примирение с Богом, дерзновенный доступ к Богу, живущему во свете неприступном, невыразимую великую радость сыновней близости к Богу.

Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками. Посему тем более ныне, будучи оправданы Кровию Его, спасемся Им от гнева. Ибо если, будучи врагами, мы примирились с Богом смертью Сына Его, то тем более, примирившись, спасемся жизнью Его (Рим. V, 8-10).

Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их, и дал нам слово примирения (2 Кор. V, 19).