Основная проблема заключается как раз в том, что если перестать лгать, но при этом оставить прежнюю мотивацию, то есть продолжать рассматривать всё и вся только с позиций собственного "я", приносит ли мне это удовольствие или неудовольствие, то это будет уход от лжи в открытый цинизм. И последнее будет горше первого...

Шостром "смело" ломает стереотип, во власти которого еще оставался Карнеги: "...Нашим девизом стало такое противоестественное заявление: "Я не хотел бы обидеть..." - далее может следовать длинный перечень лиц, который коротко может выглядеть так: "Всех!" А почему бы не обидеть? - спрошу я вас, если человек этого заслужил. Обижая, вы часто помогаете тому, кого обижаете: стремясь же не обидеть, зачастую жестоко наказываете человека". Психолог "снимает" запрет с нанесения обиды людям для их же пользы! Правда, в свете сказанного им выше может закрасться сомнение: тот, кто, согласно Шострому, без всякого стеснения будет обижать людей, он будет думать в первую очередь о людях и их пользе или о себе и здоровье своей нервной системы?

Совершенно очевидно, что эгоизм и индивидуализм - общая позиция Карнеги и Шострома. В чем же различается их отношение к людям? Карнеги, избегая конфликтов, пусть из эгоистических соображений, соблюдает интересы и другой стороны. Этого никак нельзя сказать о Шостроме - ради сохранения своего спокойствия, то есть ради собственной пользы, он готов идти на конфликты. Если Карнеги чувствует себя спокойно лишь, когда он со всеми вокруг в "прекрасных" отношениях, то для спокойствия Шострома этого совсем не нужно, окружающие ему и вовсе безразличны, для его внутреннего мира они потеряли даже ту значимость, какую имели у Карнеги.

Интересно представить, к чему приведет, если каждый, следуя советам Шострома, начнет самостоятельно решать, кто "заслуживает" того, чтобы его обидеть, а кому мы окажем помощь, обидев его? Во что превратится тогда повседневное общение людей между собой?

Насколько позитивна роль конфликтов?

Признание позитивной роли конфликтов у Шострома не эпизодическая оговорка. Он воспевает им настоящий гимн. ""Стремитесь избегать конфликтов", - советует вам всесильный Дейл Карнеги. - Так с иронии над оппонентом начинает свой дифирамб Шостром. - По всей видимости, он всерьез полагает, что это возможно. Конфликт возникает из различия потребностей и целей разных людей, которые вступают во взаимодействие. Для того чтобы избежать конфликтных ситуаций, нужно как две капли воды быть похожими друг на друга. Даже сиамские близнецы конфликтуют, что уж говорить о мужьях и женах. Так что согласимся с тем, что конфликт в человеческих отношениях неизбежен. И - добавим - необходим. Борьба супругов в творческом конфликте почти всегда приводит к творческим решениям. Актуализирующийся партнер уважает других за то, что они не похожи на него, так же как ученый ищет опровержение очевидного".

Итак, Шостром говорит о необходимости конфликтов, как можно понять, для полноты личностного общения. Может ли с этим согласиться христианин? Весь вопрос в том, на чем основывается оптимизм психолога, в чем он видит выход из конфликтных ситуаций. По Шострому, столкновение интересов необходимо для того, чтобы человек осознал, что весь мир не для него одного, что приходится считаться и с другими людьми. Гарантирует ли конфликт осознание своего эгоизма и отказ от него? К сожалению, опыт жизни чаще показывает обратное. Мало кто в результате только конфликтной ситуации глубоко осознал собственную неправоту и стал относиться к "сопернику" не как к средству достижения своей цели, а увидел в нем красоту личности, понял, что смыл жизни в общении с ним. Наверное, для этого кроме конфликта требуется что-то еще...

Схема Шострома проста. Конечная цель отказаться от сугубо эгоистической мотивации в общении с людьми. Путь, который видит Шостром, состоит в сравнении другого с собой. Сравнение это инициируется конфликтом, и в результате делается заключение, что другой такой же, как и я. Вот только нет гарантии, что заключение будет именно таким, а, например, не тем, что "я - это я, поэтому всё должно быть для меня". Но у Шострома нет иного выхода. Для того чтобы проникнуться уважением к другому человеку, его не с кем сравнивать, кроме себя самого. На первое место Шостром, как всякий неверующий, ставит себя, а на второе - другого. Христианин, получивший заповедь: "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим... возлюби ближнего твоего как самого себя" (Мф. 22, 37, 39), не может занимать собой первое место, он отдает его Богу. Самое большее, что себе он может отвести, это только второе место.

Даже если ближнему останется только третье место, такая расстановка все равно радикально меняет ситуацию! Ведь устанавливает все критерии и решает тот, кто стоит на первом месте, он определяет, заслуживает ли какой-либо человек уважения или нет. В системе мировоззрения Шострома нет места для Бога, поэтому в конечном итоге похож на меня другой или не похож, стоит ли его уважать или нет, решаю Я один. Между тем мироощущение христиан отличается коренным образом. Собственно, христианину даже нет необходимости сравнивать другого с собой, ведь оба похожи на Бога, оба являются образом Божиим. Поэтому христианин должен без сравнений "возлюбить ближнего как самого себя" (Мф. 22, 37, 39), а потом уже думать, чего хочу и чего не хочу я, как избежать причинения ближнему огорчения, которого я не хочу себе, и, наоборот, принести ему радость, которую ценю сам.

Почему и лесть, и цинизм одинаково лживы

Если Карнеги обучал искусству "завоевывания друзей", то Шостром поставил под большое сомнение правоту этого его тезиса. Действительно, для чего, собственно, нужны эти так называемые "друзья"? Как это ни парадоксально, но более последовательным и убедительным в этом оказывается не Карнеги, противоречащий себе, а Шостром. Оба они стоят на глубоко индивидуалистических и утилитарных позициях. Отличие Карнеги от Шострома здесь только в том, что первый прикрывает свои эгоистичные цели христианским отношением к ближним, а последний уже не считает нужным это делать.

"Каждый поступок, который вы совершили со дня рождения, вы совершили потому, что чего-то хотели. - Пытается увидеть в поведении людей только прагматичные мотивы Карнеги. - А что можно сказать о вашем пожертвовании ста долларов Красному Кресту? Оно не является исключением из правила... Если бы чувство внутреннего удовлетворения, вызванное вашим поступком, не было вам дороже ваших 100 долларов, то вы не сделали бы этого пожертвования. Конечно, вы могли сделать его, стыдясь отказать в нем или потому, что вас об этом просил ваш клиент. Однако несомненно одно: вы сделали пожертвование потому, что чего-то хотели".

Итак, однозначно ясны причины, побуждающие, по мнению Карнеги, "завоевывать друзей и оказывать влияние на людей". Ведь мотивом к любому, в том числе доброму, поступку он считает получение чего-то взамен, хотя бы удовлетворения от собственной праведности. Те, кого он называет "друзьями", на самом деле ему интересны ни сами по себе как личности, а всего лишь как внешние условия достижения заранее определенной цели. Если эти "условия" содействуют осуществлению задачи, актуальной для него на данный момент, они - "друзья", если нет - он их просто не замечает, они для него растворяются в окружающем мире прочих вещей. Другое дело, что среди целей, важных сию минуту для Карнеги, могут быть не только относящиеся к сфере материального, но также, например, получить удовлетворение от собственного умения ладить с людьми.

Как мы видим, Дейл Карнеги выступает идеологом нравственного сознания, которое слишком далеко ушло от Евангелия. Христианский идеал отношения к ближним выражен заповедью Христа: "Да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих" (Ин. 15, 12-13). Следует сразу отметить, что циничное нежелание "все время врать" - позиция, в данном случае представляемая Шостромом, не менее лжива, чем "завоевывание друзей" лестью, она еще дальше от христианства. Такая установка на отказ от всякой сдержанности ради сохранения своих нервов на полную распущенность становится все более популярной начиная со второй половины XX века.