Из творений святых Отцов дышит самоотвержение и благоухание Святого Духа, прогоняющие страсти. "Не сочти же для себя, - пишет епископ Игнатий (Брянчанинов), - достаточным чтение одного Евангелия, без учения святых Отцов. Это - мысль гордая, опасная. Лучше пусть приведут тебя к Евангелию святые Отцы, как возлюбленное свое дитя, получившее предварительное воспитание и образование посредством их писаний. Все, отвергшие безумно, кичливо святых Отцов, приступившие непосредственно, со слепою дерзостью, с нечистым умом и сердцем к Евангелию, впали в гибельное заблуждение. Их отвергло Евангелие: оно допускает к себе одних смиренных. Чтение писаний Отеческих - родитель и царь всех добродетелей. И чтением Отеческих писаний научаемся спасению и совершенству. Усвой себе мысли и дух святых Отцов чтением их писаний. Святые Отцы достигли цели: спасения. И ты достигнешь этой цели по естественному ходу вещей. Как единомысленный и единодушный святым Отцам, ты спасешься... Святые Отцы изложили свои мысли, свое сердце, образ своих действий в своих писаниях. Значит: какое верное руководство к Небу, засвидетельствованное самим Небом, - писания Отцов!.. Чтение их должно быть тщательное, внимательное и постоянное" (том 1-ый).

Невидимый враг наш не терпит и бежит, когда слышит глас, исходящий от святых Отцов... Не удивительно ли? - Кто умом и сердцем живет в Боге, наставляемый святыми Отцами, тот выполняет задачу жизни... "И да не смущается, что не делает явно каких-либо дел, особенно важных. Это одно совмещает все дела" (епископ Феофан). Необходимо упражнение всегда сердцем и устами в святоотеческом чтении. Бог не оставит и вознаградит этот труд. Озарит светом богоразумия душу и дух очистит чрез это чтение. Подаст стремление к возвышеннейшим предметам, оторвав от низменных и временных вещей. Итак, поспешим к святым Отцам. Подлинно, писания их погружают в непостижимое удивление и наполняют душу Божественным веселием. Скорей - к Отцам!

Радость и красота

Мы не можем быть равнодушными к красоте Божия мира; не можем не любоваться красотой души милого нам человека. Радость и красота будут нашим вечным уделом. В искусстве мы в восторге от всего, что выражает Божественное, светлое, духовное, небесное. Во всем нам хочется видеть блистающую ризу Господню, любоваться отражением Его Божественных свойств. Душа тянется к сродному: в ней ведь заложен образ Божий. Она стремится к этому образу чрез красоту и радость, в чем бы они ни проявлялись. Радость - спутница наша. Некогда мы "воскреснем к радости неизглаголанной, для которой одной и рождаются, и умирают люди" (св. Симеон Нов. Богослов, т. I, стр. 15). Человек смертный сознательно носит в себе, как свет, Бога, создавшего всяческая и самого сего человека, который носит Его - носит внутри себя как сокровище невыразимое, неизглаголанное, бескачественное, безвидное, безвещественное, оформленное лишь красотой неизреченного, предивного и всепростого, как свет - такой, который выше всякого света!" (Там же, т. II, стр. 364). "Мною овладела гнетущая печаль, и сердце мое одержимо несносною тугою. Но таинственно воссиявший мне свет лица Твоего прогнал помыслы, изгладил тугу и низвел радость в смиренную мою душу. Итак, я и хотел бы, Христе, печалиться, но печаль не пристает ко мне. Печалюсь же я скорее о том, чтобы за эту радость не погибнуть и не лишиться мне, несчастному, будущей радости. Но не лиши меня ее, Владыко, никогда ни ныне, ни в будущем веке, Царю мой! Ибо созерцание лица Твоего есть радость: не Ты ли, Боже мой, являешься всяким и единственным благом? Но, доставляя видящим Тебя всякое благо, Ты исполняешь им по причастию и общению, тех, на которых взираешь, не тех, которые говорят об этом - увы! - как только о будущем, но тех, которые и ныне, находясь в теле, являются достойными Тебя, то есть очистившись чрез покаяние. Ты и Сам видишь их и им даешь ясно видеть Тебя, отнюдь не в привидении или воображении ума, и не одной только памятью, как думают некоторые, но самою истиною Божественного и страшного дела, во исполнение поистине Божественного домостроительства. Ибо Ты творишь тогда единение расстоящего, будучи Богом спасения для всех грешников" (Там же, т. III, стр. 36). "Послушайте, ведь потому Он и Спасителем называется, что доставляет спасение всем, с которыми соединился. Спасение же есть избавление от всех зол и вечное обретение в Нем всех благ, дарующее вместо смерти жизнь, вместо тьмы свет, вместо рабства страстям и постыднейшим деяниям совершенную свободу - всем соединившимся со Христом-Спасителем всех, которые приобретают тогда всякую радость неотъемлемую, всякое веселие и всякое радование" (Там же, т. III, стр. 77). Античный мир видел красоту, но исключительно красоту тела и материальных вещей. Христианство принесло переоценку ценностей. Оно указало на нетленную красоту духа и жизни. Слабая, нежная полевая лилия для Христианства ценнее мертвой красоты порфировых и виссонных одежд. Жертва вдовицы, равняющаяся двум лептам, будучи лишена внешнего эффекта, прекрасна по освещению ее движениями великого благородного сердца. Евангелие осветило целый новый мир прекрасного. Вот святая радость молитвенного обращения к Отцу Небесному, красота нравственного подвига, детской непосредственности, голубиного целомудрия, глубокого сокрушения о грехах, нравственного возрождения и т.п. ... Открыв красоту Неба и красоту духа, Евангелие дало новые возвышенные темы для художников христианского мира. Художественные памятники золотого периода Византийской истории хранят печать праздничной радости, восторженного экстаза, пережитых в момент торжества света над мраком, Христианства над язычеством. Склонный к глубокому лиризму, даровитый русский народ скоро начал отражать в произведениях искусства национальные особенности миропонимания и субъективных настроений. В архитектуре Византийских храмов просвечивает Византийский идеализм с его целостным устремлением к Небу, с полным обесценением земных условий бытия. В противоположность византийцу, русский человек не мог жить исключительно созерцанием идеальной стороны мира, притупив внимание к земным впечатлениям. В религии он искал силу, которая ему помогает нести тяжелый крест. Она ему необходима для его земной жизни. Он не брезгает земными заботами и не отрекается от земной страды. Такая психология определила архитектуру русских храмов, которые плотно примкнули к земле. Древнерусский храм своим скромным видом отвечал более индивидуальным свойствам души русского человека. Религиозные идеалы доступнее сердцу народа в национально-художественной передаче. В архитектуре древних храмов, в иконописи русский человек выражал нравственную красоту. К несчастью, последние два с половиной века в истории русского религиозного искусства характеризуются рабской зависимостью его от западно-европейского искусства. А сейчас, при сатанократии, оно обречено на уничтожение. Враги Бога не допустят какое-либо религиозное творчество.

Пошли нам, Господи, русским людям, остатку от древних, всю красоту и духовность нашего исконного, родного миросозерцания и всю радость, влекущую к идеалам православного Богосознания. "Твоя от Твоих - Тебе приносяще", - взываем мы в восторге духа, Богу Творцу - Вечной Красоте, нерукотворной, неподражаемой, неизъяснимой, но животворящей, как веяние Духа Божия. Да "возлюблю Тя, Господи, Крепосте моя, - Господь утверждение мое и прибежище мое". Красота Твоя, Господи! изумляет ум, поражает сердце, влечет к Себе мою душу и, вознося ее к любви, тесно связывает и соединяет с Собою. Ты - единственный источник мира! И чуждые этого Твоего мира - чужды радости, чужды и пленительной нетленной красоты.

О митрополите Филарете (Дроздове)

Знаменитый Иерарх и замечательный проповедник XIX века богат был богословскими познаниями и облагодетельствован внутренней силой.

Хотелось бы, чтобы больше и ближе узнали вокруг нас о поистине великом Филарете, митрополите Московском. На все хватало его, начиная от глубин богословия и кончая знанием прикладных наук. Писал он манифесты и давал указания, как устроить печи!.. И во всем был велик. У нас нередко представляют Филарета сухим, казенным администратором, типичным для той эпохи, де еще не терпящим вблизи себя людей сильных и талантливых... На всех нас лежит обязанность раскрыть величие и красоту мудрого Филарета. Уже утешаюсь от одной мысли: быть вниманием вблизи такого иерарха. По слову его: "Дар распространять в других высшую жизнь - высший: благо тому, кто употребляется благодатию в орудие сего. Ангел ли Господень, по воле Господней, образует слово в сердце, или иное сокровенное действие благодати Божией, пусть останется это в Его всеведении. Но можем быть уверены, что послано слово благое. Воспользуемся им внимательно... Чем совершеннее человек предается Господу, тем обильнее Господь дарует ему Свое общение. Я ничто; но Ты, Господи, призываешь меня служить Тебе: "Влеци мя вслед Тебе"; твори из моего ничтожества, или хуже нежели ничтожества, что Тебе благоугодно. Если есть надежда сколько-нибудь послужить облегчению души связанной, и случай к тому не произвольно нами изыскан, а подан провидением Божиим, не надобно отталкивать такой случай... Поистине, благо человеку, когда Господь Иисус Христос есть его сердце и его жизнь, - и не только ему благо, но - чрез него - и приближающимся к нему. Ибо какая сила в средоточии, такая распространяется и в окружность, и действует в ней. И обратно: лишающий себя добра, своим нерадением лишает чего-либо и других..." "Пыль земных сует и пристрастий засыпает око ума, и не отвращая очей от суеты, мы сами себе заграждаем созерцание истины. Да восстанем! Да перестанем умножать грехами страдания Господа; не оставим готового для нас в Нем оправдания..." "Душа, утвержденная в Боге, не должна колебаться, что бы ни происходило вне ее, и наипаче в особенном служебном предстоянии Господу... Долг служащего зреть ко Господу, а не окрест себя..."

Так замечательна, правильна и сильна была речь его.

"Слушая ее, как бы внимаешь чтению ученой книги, наполненной богатым запасом сведений глубоких", - по замечанию Ф. Голубинского. И еще: к нему приложимы черты, которыми характеризуется облагодатствованный человек: дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия и дух страха Божия (1 Кор. 12). "Его служение было не внешнее, но строительство душ... непрерывное попечение о спасении паствы, хождение пред Богом в духе молитвы, углубление в разум Слова Христова (...), чтобы собственным опытом познать Его Божественную силу" (прот. А. Горский).

Общение его со Словом Божиим было полным и благодатным. Такое углубление доходит до состояния внутреннего молчания, безмолвия и созерцания. Это - дар непосредственного Богообщения и Богопознания. Но не всегда можно, богословствуя, пользоваться "светом созерцания": скорби и помыслы прерывают его... Отношению к скорбям, болезням и страданиям митрополит Филарет так учит: "Они уже воспринимаются не как наказание, а как сладостная жизнь во Христе. Одна мысль о Иисусе Христе как возлюбленном Спасителе делает эти страдания любезными, сладостными, блаженными. Они - сораспятие Христу, добровольное крестоношение из-за любви к Нему, своему Спасителю и Благодетелю..." "Грешник не способен воспринимать райское блаженство, как слепой красоту природы и глухой - музыку". От нас требуется свободный подвиг сораспятия Христу и получения благодати Божией.

"Земная жизнь дана человеку для того, чтобы рукою свободной воли и силой Божией благодати выработать вечное блаженство". И это через "молитву как путь Божий, который ведет сперва к Царствию Божию, которое внутрь нас, потом к Царствию Божию, которое на Небесах. Не молящийся не принадлежит к Царствию Божию". Поэтому "молитва есть первая вещь под Небом". Молитва и Богомыслие, слезы умиления полагаются в числе средств к "небесному рождению... Ею душа отверзает себя везде присутствующему Духу Божию и приемлет от Него жизнь и силу духовную".