Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский

По словам Буткова, «с 1746 по 1764 г. из Осетинской комиссии показывали 2085 душ обоего пола, обращенных в христианство. Но Астраханский преосвященный тогда же доносил, что за нерадением тех духовных лиц и за неисправлением служб, едва ли сей новопросвещенный народ имеет какое понятие о христианском законе»101. Проповедь христианства среди осетин и ингушей «худой успех имела от грузинских духовных». Последние «обращающихся удостаивали Св. Крещением с чрезвычайной поспешностью и, чтобы склонить их к принятию сего таинства, употребляли средства более мирские, нежели духовные, между тем, входили часто в разбирательство мирских дел, делали разные друг на друга доносы; а тем самым не исполняли в точности возложенного на них звания»102.

Знаток истории Осетии проф. Б. В. Скитский в своих «Очерках по истории осетинского народа с древнейших времен до 1867 г.» также считает, что служившее в Осетинской комиссии духовенство оказалось не на высоте. Усвоение христианства осетинами было чисто внешним. Стимулом к принятию христианства было желание получить выдаваемые при крещении холст на рубашки и 50 копеек денег, а женщинам сверх того зеркальце и ножницы. «Желание получить эти дары было так велико, что некоторые крестились по нескольку раз, переменяя для этого свое имя и переходя из своего прежнего местожительства в другое»103.

Грузинские миссионеры жили на Осетинском подворье временно, торгуя привозимой из Кизляра вяленой рыбой и промышляя приискиванием проводников для приезжающих из Грузии. Порта, по настоянию владетельных князей Б. Кабарды, выдвинула в 1764 г. России формальный протест по поводу устройства Осетинского подворья на кабардинской земле. В 1769 г. на эту первую миссию обрушилось несчастье. Возглавлявший ее архимандрит Григорий во время поездки в Грузию был убит. Осетинское подворье, из-за спора между грузинскими духовными лицами и жителями Куртатинского ущелья, возникшего по наущению кабардинских владетелей, было совершенно разорено. На место убитого архимандрита Григория во главе Осетинской духовной комиссии в 1770 году был поставлен архимандрит Порфирий. Однако уже тогда Св. Синод пришел к выводу о необходимости назначения руководителем миссии русского духовного лица и коренного преобразования всей миссионерской деятельности среди осетин, так как большинство недостатков «ни от чего иного, как от худого самих проповедников поведения, а именно: проповедники оные, оставляя близкие к городам здешней империи места без проповеди, отъезжают в отдаленные и дикие, проповедывают на русском или грузинском языке тем, которые их не знают; крещеных оставляют без всякого наставления; возвращаясь же потом к ним, делают под разными видами привязки и чрез то сыскивают случай себя обогащать насильственно, делают всякие притеснения, не стараясь притом нимало их привести в познание веры и закона...»104

Действительным учреждением Осетинской духовной комиссии надо считать 1771 год, когда ее главой был назначен русский священник из Тверской епархии протопоп Афанасий Лебедев105. В Св. Синоде ему выдали секретную инструкцию, как он «вместе с прочими находящимися в Осетии священнослужителями поступать должен в обращении тамошнего народа в православную, греко-российскую веру».

Одно из главных наставлений гласило: «Учение иноверным преподавать вы должны из единого Евангелия, Деяний и Посланий апостольских, не отягощая обращаемых разума, яко во младенчестве веры еще сущего, преданиями, кроме самых нужнейших и к основанию веры служащих догматов». Самому Афанасию Лебедеву инструкция предписывала иметь свое пребывание в Моздоке, «в поселении для новокрещенных горских жителей заведенном и осетинских людей наставлять в законе и иметь за ними присмотр». Всем прочим духовным лицам предлагалось остаться навсегда в Осетии. Протопопу Лебедеву вменялось в обязанность ездить в Осетию «для очевидного свидетельства и наставления», при том, однако, условии, что «порядок в пути и самое продолжение времени в положенном на вас деле зависит не от вашего выбора и произволения, но единственно от распоряжения и наставления Кизлярского коменданта, которому все обстоятельства тамошних народов известны быть могут и без ведома его ничего собою не предпринимать»106.

В случае же возникшей опасности для жизни во время миссионерских поездок рекомендовалось требовать «вспоможения и защищения» от находящихся в Кизляре и Моздоке команд. Инструкция также предупреждала о том, что духовные лица могут находиться «под некоторым у тех команд надсмотрением, которые принимать будут всякие паче чаяния приносимые на вас жалобы, для сообщения о том к архиерею и Святейшему Синоду». «Здесь, паки,— говорилось далее,— напоминается о тех качествах, каковые вам, избранным на сие евангельское служение неотменно иметь следует. Должны быть вы завсегда трезвенны, целомудры, благоговейны, чинны, кротки, любовны, снисходительны, учительны, оказывать себя пред всеми не ханжами или лицемерами, но искренними и чистосердечными, не склоняться ни под каким видом к какому-либо насилию и лихоимству, ничего не вымогать и отнюдь не брать, ибо должны вы иметь в памяти сие: отправляетесь на сие святое дело не для насыщения алчбы в корыстолюбии, но для приобретения славы Божия, пользы государства и для спасения душ человеческих»107.

Инструкция оговаривала, что служба церковная среди осетин могла быть отправляема на русском языке, предписывая, однако, «символ веры, десятословие и молитву Господню, с кратким объяснением предать иноверным вразумительным всем им языком». Важное значение имел пункт, касавшийся деятельности Моздокской школы. «Самое трудное дело есть при проповеди иноязычным неразумение взаимное языка, для чего надобно, во-первых, сколько возможно стараться, чтобы из обращенных принимать в учрежденную в Моздоке школу учеников с тем, чтобы они никогда своего не забывали, и чтоб таких со временем, по обучении российской грамоте, и по способности мест, можно было бы посвящать к церквам обращенных во священники и посылать для проповеди»108.

Задолго до создания в 1764 г. циколы в Моздоке была предпринята попытка открыть миссионерскую школу при Осетинском подворье. Архимандрит Пахомий еще в 1753 г. доносил Св. Синоду: «Понеже ныне мы, нижайшие, двух малолетних осетинцев обучили грузинской грамоте, которых держим при себе на своем коште, и они нам в крещении своего народа великое вспомоществование чинят». Архимандрит Григорий в 1767 г. по этому же поводу писал: «Я с прежде взятых... малолетних три человека уже грамоте совершенно мною и моим коштом обучил, из которых один в нынешнем 767 г. в Астрахань мною привезен был, который от его преосвященства Мефодия, епископа Астраханского, во иерея посвящен и в Осетию отправлен, а двое к тому еще обученные приготовлены к посвящению»109.

Св. Синод признавал, что открытие в Осетии школы «есть дело зело нужное». Перед ней была поставлена задача: «Дабы из них подрослые могли определиться в ту же комиссию, а прочие поставляться к тамошнему народу в духовный чин»110.

Вместо предполагавшегося первоначально открытия школы на 30 человек в Куртатинском ущелье решено было открыть школу в Моздоке. Находившемуся в этом поселении полковнику Гаку было в 1765 г. предписано «о скорейшем заведении особливой школы для преподавания обучения новокрещенным осетинским детям закона христианского и российской грамоте». В этой первой в истории осетинского народа школе детей учили псалтырю и молитве. Она, как пишут осетинские историки, подготовила первых грамотных осетин, умевших читать и писать по-русски. По замыслу архимандрита Пахомия в школе сперва намечалось вести обучение на грузинском диалекте, но сменивший его архимандрит Григорий счел нужным учить детей и русской грамоте. Св. Синод поддержал последнее мнение, чтоб осетины учились «на российском диалекте, а не на другом». Первым преподавателем в школе стал дьячок Романов (из грузинских духовных лиц). Пособиями служили первоначально переведенные архимандритом Пахомием в 1753 г. с грузинского на осетинский язык некоторые духовные книги. В 1753 г. вышла в свет и первая богослужебная книга на осетинском языке с применением грузинских литер. К ним лишь добавлялись знаки, свойственные осетинскому языку. Эта книга, вышедшая на основе грузинского алфавита, положила начало осетинскому книгопечатанию. Вслед за ней стали появляться и новые церковные книги, как об этом можно судить по челобитной архимандрита Григория, в которой он в 1767 г. писал Екатерине II: «...в прошлом 745 г. по просьбе бывшего в осетинской комиссии архимандрита Пахомия с братиею, по знанию моему азиатских четырех языков комиссии для способности призван... чего ради принужден был и нужда требовала—осетинский язык через два года научиться... и на осетинский язык некоторые духовные книги перевел»111.

Новый начальник Осетинской духовной комиссии А. Лебедев уже нашел Моздокскую школу в обветшавшем и запущенном состоянии. Придавая большое значение этой осетинской миссионерской духовной школе, Екатерина II в рескрипте на имя Астраханского губернатора Якобия предписала восстановить пришедшее в негодность школьное здание, ибо «нет лучшего способа по обстоятельствам осетинцев и ингушевцев и прочих горцев учинить их прямыми христианами и к здешней стороне приверженным, как просвещением из них молодых людей». В результате Моздокская школа была благоустроена, что позволило увеличить число ее воспитанников. В школе теперь обучали детей русской и осетинской грамоте; чтению церковных книг и церковному пению. Часть воспитанников после окончания поступала в учрежденную в 1777 г. Астраханскую духовную семинарию. Уже в 1784 г. в ней обучалось девять учеников - осетин. Один из них стал священником в Нарском ущелье. В архивах Северной Осетии есть сведения, что в 1770 г. католикос Антон с разрешения Св. Синода открыл в самом Моздоке первую осетинскую типографию для напечатания богослужебных книг на осетинском языке.

До этого книги печатались в типографии грузинского царя Ираклия II. В одном из рапортов Св. Синоду протопоп Афанасий Лебедев писал, что наличие в штате Осетинской духовной комиссии лишь четырех священников затрудняет обращение осетин в христианство. В результате в 1777 году последовал рескрипт Екатерины II на имя Астраханского губернатора Якобия, в которой повелевалось: «От Святейшего Синода Протопопу Осетинской комиссии дать наставление в том, чтоб он не считал исполненным звание и долг в торопливом сподоблении крещения, а старался бы внушить им силу Христианского учения, и руководствовать ко всякому благонравию; без чего крещение, диким людям преподаваемое, едва ли не может быть названо злоупотреблением из величайших таинств веры христианской». На основании этого рескрипта Св. Синод дал новые указания Осетинской духовной комиссии:

«1) Проповедники Слова Божия отнюдь не должны говорить, что присланы по указу, 2) предлагать крещение по довольном научении и утверждении в вере, 3) никаких непристойных и до звания проповеднического разглашении не чинить».

В 1780 г. место Афанасия Лебедева занял протопоп Иоанн Болгарский. К этому времени обстановка для миссионерской деятельности в Осетии значительно улучшилась. В 1774 г. по Кучук-Кайнарджийскому трактату состоялось окончательное присоединение Кабарды к России. В 1785 г. было учреждено Кавказское наместничество, а вновь основанная Кавказская кордонная линия распространилась сплошной цепью военных укреплений от Терека до устья Дона. Донося Астраханскому архиепископу Антонию о религиозном состоянии Осетии, начальник Осетинской духовной комиссии протоиерей И. Болгарский в 1780 г. писал: «В некоторых местах имеются и церкви каменные, только весьма древние, а именно: в Куртатинском ущелье, в деревне Дзигвисе церковь во имя великомученика Георгия с алтарем... В деревне Нузал целая, в которой видно отчасти и стенное изображение св. великомученика Георгия, Федора, Тифона и архистратига Михаила; в деревне Цей церковь во имя Св. Троицы деревянная, состроена из красного дерева, называемого «негниющее»112.