«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

5. Если и самое тонкое согласие на плотское действие не ранит ума, когда рассуждение или чтение приведет на память человеческое рожде­ние.

6. Если даже во сне не бывает возмущаем соблазнительными мечтаниями о женщине.

Конечно, мало кому дано достичь хотя бы первой степени целомудрия, и все мы искушае­мы помыслами. Тем не менее, если ты чувству­ешь нападки блудной страсти, то одно это уже означает, что душа твоя не мертва, а посему ты должен возблагодарить Господа и молиться о том, чтобы Он послал тебе терпения для борьбы с ней.

Один брат из числа самых ревностных, бу­дучи сильно возмущаем блудной похотью, при­шел к старцу и раскрыл ему свои мысли. Ста­рец, выслушав его, вознегодовал, назвал бра­та гнусным и недостойным образа монашеско­го. Брат пришел от таких слов в отчаяние, оста­вил келью и решил вернуться в мир. По устроению Божию встретил он авву Аполлоса, кото­рый спросил его о причине печали. Услышав всю историю, авва Аполлос принялся ободрять и вразумлять молодого монаха, говоря, что тоже испытывает сильные блудные искушения. Уговорив брата вернуться в келью, авва Апол­лос пошел к старцу, который отверг брата, и, встав рядом с его кельей, обратился с молит­вой к Богу, говоря: «Господи, приводящий иску­шения на пользу, обрати борьбу брата на стар­ца сего, дабы он через опыт научился в старос­ти тому, чему не научился за всю жизнь, — дабы мог он сострадать борющимся». По окон­чании молитвы авва Аполлос увидел демона, стоящего у кельи и пускающего в старца стре­лы. Когда одна из стрел попала в старца, тот испытал упоение и наслаждение и отправился в мир той же дорогой, что ушел от него моло­дой брат. По дороге он встретил авву Аполло­са, поджидавшего его. Когда понял старец, что все происшедшее известно авве, то устыдился он своего поведения. Авва Аполлос же сказал: «Возвратись в свою келью и впредь помни о своей немощи. И знай, что если ты не удостоен борьбы с блудом, посылаемой на ревностных иноков, то, значит, ты либо неузнан от диавола, либо даже презрен им. А на деле ты даже ма­лейшего нападения перенести не смог».

И то же говорил авва Кир Александрий­ский: «Если ты и не имеешь помысла, то ты без надежды, — ибо, если не имеешь помыслов, то имеешь дело. Это значит: кто не борется с грехом в уме и не противится ему, тот совер­шает его телесно, а совершающий такие дела (по бесчувственности своей) не возмущается помыслами.

Некогда ученик великого старца боролся с похотью. Старец, видя его страждущим, го­ворил: «Хочешь ли, помолюсь Богу, чтобы Он облегчил твою борьбу?» — «Нет, — сказал уче­ник, — ибо я хоть и страдаю, но в самом стра­дании нахожу пользу для себя. А поэтому луч­ше попроси Бога в молитвах своих о том, чтобы Он даровал мне терпение перенести искуше­ние». Услышав это, авва сказал: «Теперь я знаю, что ты превосходишь меня».

ПРИЛОЖЕНИЕ

К. С. Льюис

Нравственность в области пола49

А теперь мы должны рассмотреть, как отно­сится христианская мораль (нравственность) к вопросу половых отношений и что христиане называют добродетелью целомудрия. Христиан­ское правило целомудрия не следует путать с общественными правилами скромности, прили­чия или благопристойности. Общественные пра­вила приличия устанавливают, до какого преде­ла допустимо обнажать человеческое тело, ка­ких тем прилично касаться в разговоре и какие выражения употреблять в соответствии с обыча­ями данного социального круга. Таким образом, нормы целомудрия одни и те же для всех христи­ан во все времена, правила приличия меняются. Девушка с тихоокеанских островов, которая едва­-едва прикрыта одеждой, и викторианская леди, облаченная в длинное платье, закрытое до само­го подбородка, могут быть в равной степени приличными, скромными или благопристойны­ми согласно стандартам общества, в котором они живут; и обе, независимо от одежды, кото­рую носят, могут быть одинаково целомудренны­ми (или, наоборот, нескромными). Отдельные слова и выражения, которыми целомудренные женщины пользовались во времена Шекспира, можно было бы услышать в девятнадцатом веке только от женщины, потерявшей себя. Когда люди нарушают правила пристойности, приня­тые в их обществе, чтобы разжечь страсть в себе или в других, они совершают преступление про­тив нравственности. Но если они нарушают эти правила по небрежности или невежеству, то по­винны лишь в плохих манерах. Если, как часто случается, они нарушают эти правила наме­ренно, чтобы шокировать или смутить других, это не обязательно говорит об их нескромности, скорее — об их недоброте.