«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Но сребролюбие невозможно объяснить толь­ко инстинктом самосохранения, ибо стремление человека к богатству переходит все разумные пре­делы. Корень нашего сребролюбия кроется в том, что деньгами мы пытаемся заменить надежду на Бога, уверенность в Его заботе о нас. Отказав­шись от веры в Бога, мы утратили не только смысл жизни и смерти. Мы потеряли знание о том, что мы не одиноки и что мы кому-то нужны. Из детей Небесного Отца мы превратились в бездомных сирот, которые вынуждены идти на все, чтобы выжить. Свой страх перед жизнью, свою неуве­ренность в будущем, свои комплексы и нереали­зованные мечты мы компенсируем деньгами. Кро­ме того, этот грех связан и с гордыней, когда, идя по жизни, человек надеется исключительно на свои автономные силы. Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное, но на Бога живого, дающего нам все обильно для наслаждения, — предостерегает апостол Павел (1 Тим. 6; 17). «Сребролюбие внушает [мысль] о долгой старости, немощи рук, неспособных уже трудиться, будущем голоде и болезнях, скорбных тяготах бедности и о том, сколь постыдно прини­мать от других [все] необходимое», — говорил авва Евагрий.

В раннехристианской аскетической письмен­ности этому пороку уделялось большое значе­ние. Порок корыстолюбия включал в себя до­вольно широкий спектр значений: «жадность», «лихоимство», «любостяжание», «ненасыти-мость», берущих свои истоки в учении Нового Завета. По наблюдениям аввы Евагрия, впадая в какой-либо порок, особенно плотского характе­ра, человек постепенно свыкается с ним; приоб­ретенная страсть при отсутствии сопротивления начинает разрастаться, набирая все большую силу вплоть до разрушения личности: «Как не­удержимо течение реки, так ненасытна алчность неправедного мужа».

Принципиальная ненасытимость плотских желаний обременяет душу излишними попече­ниями, направленными на удовлетворение стра­стей. В результате Царство Небесное, как цель жизни человека, подменяется многими малыми преходящими задачами, целью решения которых становится удовлетворение множества постоян­но сменяющих друг друга желаний и потребнос­тей. «Алчущий материальных благ поглощается многими заботами, а держащийся за них впадает в горькие скорби»55. Так же обременительна для души человека и привязанность к материальным благам и гарантированному достатку (ср. Мф. 19; 21—22). Сами деньги нравственно нейтральны, греховны привязанность к ним и стремление к избыточеству. Сребролюбцем- является не тот, кто имеет деньги, но тот, кто добивается их.

Татарский окончательно понял, что в душу заползла депрессия. Ее можно было убрать двумя методами — выпить граммов сто водки или срочно что-нибудь купить, потратив долла­ров пятьдесят (некоторое время назад Татарс­кий с удивлением понял, что эти два действия вызывают сходное состояние легкой эйфории, длящейся час-полтора)56.

Описанный выше феномен детально был ис­следован знаменитым американским психоло­гом Эрихом Фроммом и описан в книге «Иметь или быть», а великий русский писатель и поэт А.К. Толстой выразился по этому поводу еще прозрачнее:

Они звона не терпят гуслярного, Подавай им товара базарного! Все, чего им не взвесить, не смеряти, Все, кричат они, надо похерити! Только то, говорят, и действительно, Что для нашего тела чувствительно; И приемы у них дубоватые, И ученье-то у них грязноватое!

При этом надо разделять тех людей, для которых богатство является самоцелью, и тех, для кого оно — лишь средство приобретения чего-то другого, например власти или славы.

Таким образом, у сребролюбия две стороны: на­копительство и мотовство. Самый

____________________________________

распространенный вариант — когда оба мотива тесно связаны, то есть человек жаж­дет и власти, и богатства одновременно. «Я люб­лю не деньги, а то, что за них можно купить», — говаривал Остап Бендер.

Кстати, наш век демократии крепко-накреп­ко связал сребролюбие с тщеславием, объявив устами Америки: «Раз ты такой умный, то почему ты такой бедный?» Мы полагаем ничтожеством того, кто не может заработать деньги, мы с пре­зрением и тайной гордостью усмехаемся над теми, кто одет беднее, у кого модель мобильника уста­рела, кто ездит на «Жигулях», у кого... Да мало ли что утверждает нас в роли любимцев фортуны!