Первая ступень отпадения от культа: человек увидел космос не как творение Абсолютного Духа, не как картину Великого Художника, а увидел космос в его автономной красоте, он услышал в космосе не гимн Божеству, а своих страстей. Первая ступень вниз — это очарование космосом, то, что мы называем космофилией. Но космос не может сделать

человека счастливым и бессмертным, он не раскрывает тайны бытия, он не дает покой мятущемуся духу. Бытие космоса, где рождение, жизнь и смерть неразрывно связаны друг с другом, носит трагический характер. Красота соединена с безобразием: кипящая чаша жизни превращается в чашу гноя. Человек смутно помнит о божественной красоте, но напрасно ищет ее среди теней земной красоты, в царстве времени и смерти.

Вторая ступень вниз - это обожествление силы, которая олицетворена в подвигах эпических героев, а затем в идее государства. Но государства возникают и исчезают, они разрываются внутренними противоречиями, над ними висит «дамоклов меч» -нашествий и войн; государство строится на человеческих костях. Проходит время и на месте цветущих городов вырастают леса или простираются пустыни. В развалинах дворцов поселяются, как их новые владельцы, шакалы и филины, в камнях от разрушенных стен ютятся змеи - все превращает в прах железная пята времени. На месте Трои воют стаи шакалов, а в унисон им плачет из ада душа Ахилла.

Третья ступень — это гуманизм, учение о человеке, как высшей ценности; это идол абстрактного

человечества.

Итак, первая ступень отступничества от теизма — это пантеизм: Божество мыслится как космос; вторая — цезаризм или империализм: Божество -

это государство; третья ступень - гуманизм или антропотеизм: Божество — это человек; вывод: Божество — это «Я».

Гуманизм — вид духовной слепоты. Изгнанник потерял видение божественной красоты на небе и ищет его ощупью на земле, и, наконец, останавливается на мысли, что самое прекрасное — это сам человек. Но религиозное чувство требует идеала, Бог почти потерян, но мистические импульсы, как некие инерции, еще действуют в душе человека, и он приписывает атрибутику Божества Его творению.

Для гуманизма раннего периода характерны романтизм и героика- Там нет реального человека, а сочиненная модель. Она условна и абстрактна; это маска, которой покланяются, как иконе. Такой реалии, как первородный грех, в романтизме не существует, как траурной мелодии в утренней песне жаворонка. Классическим примером романтизма является любовь рыцаря к некой прекрасной даме. Эта любовь платоническая, иначе она разбилась бы на осколки, как хрустальная чаша, брошенная на землю. Рыцарь, как сам романтизм, жил двойной жизнью. Он мог иметь жену и наложниц, но в любви к своей избраннице, в обожествлении ее и преклонении перед ней он просто-напросто удовлетворял свое мистическое чувство.

Романтизм был суррогатом религии. Эта религия имела свои ритуалы, свою мораль, свои традиции, но там не было Бога, и она превратилась в игру

со своим воображением, а ее мораль или элитарная этика - в сословный этикет. Варвары, разграбив святыни и имущество храма, одевают в священные ризы и покрывала своих жен и дочерей. То же сделал романтизм. Он одел в священные одеяния грехолюбивую душу и трупоносное тело человека.

Иллюзии могут вдохновлять человека; воображение — опьянять его; игра на сцене жизни — увлекать, но продолжаться долго этот самообман не может. В средневековом искусстве появляется новый персонаж, вернее, гость, который был изгнан со свадьбы, этот гость — смерть. Эти картины обычно назывались «Пляской смерти». Скелет танцует в обнимку с красавицей, садится за стол рядом с гостями, берет на свои руки ребенка из колыбели. Зубы черепа обнажены в торжествующей улыбке. Смерть входит без стука в царские дворцы и хижины бедняков. Она ведет за собой нескончаемые толпы людей, как победитель за своей колесницей пленников. Мы уже слышим, в поэзии минизин-геров и трубадуров, как песня жаворонка сменяется элегиями грусти, как будто романтизм поет реквием о самом себе. Затем наступают сумерки, и кладбище романтизма огласится криками совы. С прекрасной дамы спадет звездное одеяние, и она превратится снова в Дульсинею из Тобоса.

Все большей силой и настойчивостью проявляет себя в гуманизме пошлый нигилизм, где раз-

рушены все идеалы; там, как и в романтизме, не реального человека, в отличие от романтизма с опоэтизированными героями его антипод - нигилизм отождествил человека с телом, превратил в труп и положил на анатомический стол для вскрытия. Для нигилизма человек это пространство между черепом и подошвами ног.